Это было общество развитого феодализма вполне по Марксу. Ступенчатая пирамида, подножье которой составляли бесправные крепостные, вершину – криминально-олигархическая клика. Между ними, как и полагается, находилось служилое сословие, те, кто обеспечивал своим оружием власть вторых над первыми – из бывших полицейских, охранников, прочих силовиков и бандитской шоблы.
Спору нет, жилось там веселее и интереснее, но только тем, кто был наверху или ближе к верхушке. Для остальных жизнь должна была походить на качественную антиутопию.
Это они в Подгорном для себя установили что-то вроде «партмаксимума» в распределении благ и одинаковые правила для всех. А здесь норма потребления продуктов, а также права с обязанностями сильно разнились по сословиям, или кастам… или как там назвать их социальные группы. Черт их разберет.
Стоя на седьмом этаже здания Правления, где рядом с оранжереей с тропическими растениями была устроена обзорная площадка, Богданов видел тянущиеся до горизонта ряды домов. Где-то там, далеко, ровные ряды коттеджей довоенной постройки сменяли ряды недавно возведенных лачуг и бараков то ли для рабов, то ли для пеонов. И было их целое море.
Богданов подумал, что, несмотря на свою развитую гидроэнергетику, алтайцы очень расточительно тратят тепло и электричество.
В Подгорном не было таких высоких зданий. Пределом среди используемых домов были общежития высотой в четыре этажа. Но то были жилые, хорошо утепленные кирпичные дома, а этот исполинский палец не выполнял никакой функции, кроме как цитадели государственной власти. В здании были следы свежего, послевоенного ремонта, причем декоративного. Вот уж чем в Подгорном никогда заниматься бы не стали.
Что силы были не равны – тоже мало кто знал. В промышленности до экспедиции в Ямантау у них был примерный паритет по мощностям. После нее они, конечно, ушли вперед, получив много портативных и удобных станков, и не только для легкой индустрии.
Но население… Жителей этого паханата было втрое, если не вчетверо больше. Не было паритета и по профессиональной армии. Там, похоже, только одна половина работала, а другая ее с автоматом стерегла. Причем если они в Подгорном начинали на пустом месте, то Заринск был живым реликтом прежней России, сохранив и материальную базу, и трудовые коллективы, и культуру управления. И даже семьи. Хотя активно насаждалось что-то вроде гаремной системы, когда хорошо показавшие себя воины и управленцы премировались молоденькими девушками из низших слоев. Интересно, что думали по этому поводу «старшие» жены? И сами девчонки. А церковь?
Конечно, у южан были свои проблемы. Например, как ни странно, с урожаем – об этом сообщал Топор, агент, который уже полгода жил в Заринске. То ли вредители и болезни, то ли увлечение генномодифицированными сортами, нанесли только вставшему на ноги сельскому хозяйству страшный урон.
Он же докладывал о как минимум десяти танках и боевых машинах, которые появились в городе в прошлом году. В апреле этого года он уточнил количество – двенадцать танков в полной боевой готовности, из которых половина новейшие Т-95, столько же БМП, более двадцати БТР-ов. И еще около тридцати Т-72, которые могут быть введены в строй в течение месяца.
Учитывая их воинскую силу и численность, проблемы алтайцев, как проблемы носорога, были проблемами всех вокруг.
Еще второй зимой поисковые партии двух новорожденных наций встретились в Барнауле, и только чудом «встреча на Эльбе», не закончилась перестрелкой.
Посланная недавно делегация была искренней попыткой договориться по-хорошему, решить все непонятки, накопившиеся между близкими соседями. Почти все в Подгорном, кто знал о ее отправке, были уверены, что она удастся. Им же не было смысла воевать. Вокруг полно земли, которую можно возделывать, полно свободной территории, пригодных для житья зданий, сырья, стройматериалов…
Все должно было решиться миром. Но не решилось, хоть ты тресни.
Демьянов говорил, что еще до того, как они окончательно проедят старые запасы, они обратят свои взоры на север. Не на безлюдный юг этих гор и не на радиоактивную пойму Оби, а именно сюда, где есть что взять. Будет как в басне Крылова. Только эта стрекоза, вместо того чтобы умереть с голоду, попытается отобрать у муравья все плоды его труда, а ему самому оторвать голову.
Им будут нужны не территории и даже не данники с рабами. И даже не женщины, на которых в самом Заринске было жалко смотреть. Исключением был только обслуживающий персонал этого стеклянного дворца. Худощавые стройные блондинки, видимо, во вкусе хозяина. Но и они окаменевшими лицами напоминали восковых кукол. За то, что они не спят на голых досках в бараке, им приходилось дорого платить.
Нет, алтайцам нужна будет только еда. Если в Подгорном худо-бедно вырастили и собрали урожай, то на более плодородных полях южного региона из-за ошибок в сельскохозяйственной политике не выросло ничего.
Войны не избежать, понимал Владимир. На юге уже наверняка чистят оружие и готовят машины. Как только кончится распутица и просохнут дороги, вся эта Мамаева орда покатится к границе. Да какая граница? Крохотный поселок Карпысак, где тридцать человек несут службу на заставе. Этих уже пора эвакуировать вместе с семьями.
Эта волна будут сметать все на своем пути и не остановится, пока не дойдет до стен города. И только там им будет дан бой.
Встречный удар их разве что немного задержит, но все равно он необходим.
Когда Богданов посмотрел на толпу, которой предстояло стать армией, он вспомнил солдата Швейка. «Сорок восемь человечков или десять лошадей. Три тонны удобрения для вражеских полей».
«Бедная ты моя говядина…» – подумал он.
Но против этого мяса выйдут в основном не закаленные ветераны, а мобилизованные крестьяне. Так что все по-честному.
Богданов вспомнил правителя Заринска, которого он видел прошлым летом, на «стрелке» с алтайскими. Пятиминутного разговора – а больше тот посланнику северных соседей времени не уделил – оказалось достаточно, чтоб все понять. От этого немолодого, обрюзгшего, но еще сильного бородавочника исходила хищная злоба. Так смотрит даже не лесной кабан, а привязанный питбуль, знающий, что цепь рано или поздно исчезнет и его зубы сомкнутся на горле человека, который осмелился к нему подойти. А фальшивые заверения в дружбе, лицемерные слова об общей трагедии (суверен Заринска произнес их, словно читая по написанному) и даже подписанные соглашения о взаимопомощи ничего не значили. Время таких бумажек прошло.
* * *
Обычно, когда он возвращался, она уже спала, когда уходил – спала еще… Но в этот раз Маша встречала его, сидя на подоконнике. Взгляд ее был задумчив.
