— Настя! — Профессор с укоризной посмотрел на дочь, потом перевел взгляд на меня. — Действительно, интересно узнать, сумеете ли вы, юноша, сказать нечто такое, что нам неизвестно.
— Пожалуйста. — Я пожал плечами, присосался к трубочке, надеясь, что вкус тоски и прошлого поможет мне лучше сформулировать свою мысль. — Ответ прост: артефакт получит тот, кто сумеет до него добраться. И очень велика вероятность, что это не удастся никому…
— Мм… да, — фыркнула девушка. — Очень мудро. Как же мы сами до этого не додумались?! Но сейчас мы говорим не о том, кто доберется, а у кого больше прав.
— У нас есть поговорка… — Я снова глотнул серо-зеленое желе, определенно мне оно нравилось. — Бодливой корове бог рогов не дает.
— И что? — Девушка посмотрела на меня как на клинического идиота. — Разве это имеет какой-то смысл?
— А я понял, — кивнул профессор. — И думаю, юноша прав.
— В чем?
— Артефакт получит тот, кто будет к нему технически, морально и умственно готов. Право состоит только в этом.
— Да неужели? — Голос девушки стал язвительным. — Но тогда у вас нет ни единого шанса. Вы даже до ближайшей планеты еще не добрались, долетели только до своего спутника, а преподносите это как огромный шаг вперед.
— Вот-вот… — глубокомысленно покивал я. — Поэтому и горячиться нечего. Мало ли кого сюда приведет профессор, если не готовы, то нам ничего и не достанется…
— А мы пройдем дальше. — Девушка со снисходительной улыбкой взглянула на нас и величественно продолжила: — Наверно, ты прав, Григ. Артефакт получит тот, кто к нему готов. Спорить действительно не о чем. Мы проведем исследования, соберем все, что нам известно, и когда-нибудь разрешим эту задачу. А на вашем примитивном уровне ее не решить никогда! Пусть мой отец приведет сюда все население вашей планеты, никто не сможет пройти дальше арки.
— Посмотрим, что будет, — спокойно согласился профессор. — Действительно, что толку спорить о том, кому это достанется, когда достаточно просто подождать?
На этом они успокоились и стали есть. Я съел половину цилиндра и вдруг понял, что больше не хочу. Никогда такого за собой раньше не замечал, чтобы отказывался от еды, но все когда-нибудь бывает в первый раз. И дело даже не в том, что наелся. Как раз этого и не было. Просто вдруг почувствовал себя смертельно уставшим…
Господи, как же мне все это надоело!
Я встал, поблагодарил и пошел к двери.
— Ты куда? — Голос Насти тревожно зазвенел. — Если обиделся на меня, то прости, всегда горячусь, когда спорю, потом жалею. Я не хотела тебя обидеть…
— Извини, дело не в тебе, просто вдруг почувствовал, что если сейчас не лягу, то засну прямо здесь. Устал я сегодня. Очень…
Дверь открылась передо мной, я прошел по коридору и подошел к двери той комнаты, в которой ночевал прошлую ночь. Знак запомнил, нечто вроде двух перевернутых рыб или пустого глаза. Дверь послушно отодвинулась, я из последних сил дошел до мягкого камня и рухнул на него.
Дальше ничего не помню, мне даже не пришлось тушить свет, сам потух. Или все-таки потушил? Не помню…
Снились мне плохие сны, тяжелые. Я снова находился в лабиринте. Меня прижало к земле и основательно расплющило так, что от моего тела осталось только мокрое место. Боли не было, только ужас рвался изнутри, разрывая сердце и грудную клетку. Ощущения незабываемые. Не думал, что, когда твои кости превращаются в кашу, испытываешь столько невероятной боли…
Я проснулся в холодном поту от собственного крика и подумал о том, что в этом походе за моей спиной постоянно маячила леди в белом саване с косой и голодной костлявой улыбкой. Зачем мне такое счастье? Такое задание и миллиона рублей не стоит.
Тут не война, а умереть легко — отправишься на тот свет так быстро, что даже не заметишь. Если бы не профессор с его мазью и лечебными грязями, давно бы уже беседовал с Богом.
Не хочу больше. У меня внутри все трясется от ужаса, и не только из-за кошмаров, но и от ожидания нового ужаса.
Тут мое сердце вздрогнуло, остановилось на мгновение и снова настороженно забилось.
Мне показалось, что дверь в мою комнату открылась, мелькнул на мгновение рассеянный свет из коридора, и снова закрылась, оставив непроницаемую темноту.
Но кому я здесь нужен? Врагам? Так их у меня нет. Есть только природа и непонятные для меня явления. Я умру не от рук недругов, а от собственной глупости, просто не успев понять, что необходимо сделать для того, чтобы выжить.
Думаю, моим предкам было так же страшно, как мне. На них тоже охотились страшные создания: саблезубые тигры, пещерные медведи, неандертальцы… или это мы на них охотились?
И все-таки кто это мог быть? Дверь не могла сама открыться. Мне показалось, что я увидел светлый очень знакомый силуэт. Жаль, окна не пропускают свет.
Я почувствовал, как рядом со мной кто-то лег на мягкий камень.
Мне сразу стало ясно, кто это, и не только по тихому незаметному дыханию и силуэту, который едва успел разглядеть: узнал по легкому нежному запаху и по тому, как забилось сердце, еще не веря себе.
— Я же тебе никогда не нравился, — прошептал в темноту. — Пришла сказать какую-нибудь гадость?
— Хорошо, что не спишь, — послышался мягкий шепот в ответ. — Не знала, как привлечь твое внимание и не испугать тебя. Ты такой ранимый…
Ранимый? Такого обо мне еще никто не говорил. То, что у меня кожа слоновья, которую мелкой дробью не пробьешь, слышал, а такого никогда.
— Ты же говорила, что я глупец…
— Я и сейчас не отказываюсь от этих слов. Сам подумай: ты сейчас ведешь себя, как умный?
Тут задумался и понял, что Настя права — я действительно тупица. Рядом со мной в постели лежит желанная девушка, от которой сладко сжимается сердце, а я вместо того, чтобы прижать ее к себе, занимаюсь выяснением отношений.
Глупо, но все равно спросил:
— Ты не пожалеешь… потом?
— Конечно, пожалею, и не раз. Если честно, уже жалею. Так что, будем разговаривать или все-таки поцелуешь меня?
Я положил руку на ее тело и понял, что она обнажена. Как и я.
— Но если пожалеешь, то стоит ли?
— Нет, ты точно кретин. — Она повернулась и поцеловала меня. — Разве можно у женщины спрашивать такое?
— Не знаю, — вздохнул я, борясь с нежностью, которая рвала мое сердце. — Раньше никогда не спрашивал. Такое у меня впервые. Сам себя дураком чувствую. Но это оттого, что боюсь причинить боль, пусть нечаянную…
— Ты не думай, тебе это не идет. — Настя снова поцеловала меня, да так, что я сразу задохнулся и перестал говорить. Не мог. Дыхание перехватило. — Сейчас я делаю ту же глупость, что сотворила моя мать с отцом. Но она об этом никогда не жалела, думаю, и я не пожалею.
