– А хер его знает… – буркнул себе под нос Вадик. – Но если эти падлы его открыли один раз, то и второй раз у них получится без всяких проблем. Как там второе отделение? Видел кто? – вспомнив про оставшихся снаружи товарищах, поинтересовался он на всякий случай.
– Завалили два тела. Дальше не видел – закрутился… – отозвался Ленька Клык.
– Та же хрень… – подал голос то ли Минька, то ли Воевода. – Думаю, не пропадут…
– Ладно, тащите этого субчика вон в тот угол! – распорядился старлей. – Оттуда вроде до аппаратуры не дотянешься. И займемся болтологией… Пора выяснить, где это мы оказались и как отсюда выйти…
Телефон зазвонил в половине четвертого утра. Недовольно перевернувшись на правый бок, чтобы дотянуться до тумбочки, генерал Кормухин грязно выругался, абсолютно не заботясь о том, слышит ли его спящая рядом супруга, и, вцепившись в дико вибрирующий аппарат, поднес его к уху.
– Слушаю. Кормухин.
– Господин генерал! – на том конце провода раздался голос майора Бережного, куратора спецпроекта «Мираж». – Капкан сработал. Но не совсем так, как мы рассчитывали!
– Не понял? – зарычал генерал, вскакивая на кровати и чувствуя, как на шее вздуваются жилы. – Упустили?!
– Нет-нет! – заторопился майор. – Двоих взяли, как миленьких! И внутри десять человек… Наших, естественно… Только вот сам портал закрылся.
– Кто внутри? – балансируя на грани между бешенством и дикой радостью, поинтересовался генерал, с которого разом слетели остатки сна.
– Старший лейтенант Сизов. Молодой, но опытный офицер. Если у него будет хоть один шанс вернуться, он его использует… У него тут молодая жена и сын…
– Да мне плевать на его семью… – рыкнул Кормухин. – Досье на этого летеху и всех, кого кинуло вместе с ним, – ко мне в кабинет. Я через полчаса буду. И обеспечь транспортировку «птичек»… Отвечаешь головой… Пяти часов хватит?
– Так точно, господин генерал! – отрапортовал майор. – Все сделаем в лучшем виде… Они уже в аэропорту…
– Ну ладно, жду… – Отключив телефон. Кормухин бодро подскочил на ноги, первый раз за много лет улыбнулся своему отражению в зеркале трюмо жены, вечно раздражающего безумным количеством всякого рода баночек, и, насвистывая какую-то мелодию, направился в ванную…
Изображать из себя вьючную лошадь мне было неохота. Поэтому, проснувшись, я категорически запретил вчерашним пленницам брать из награбленного нормами больше того, что они смогут нести, не снижая скорости передвижения. А потом почти час потратил на то, чтобы заставить их выбросить все то, что они на себя навьючили. В итоге, злой, как собака, я пригрозил оставить их здесь одних. Подействовало. Взвалив на спины порядком похудевшие сумки, женщины, расстроенно оглядываясь на сваленное в кучу добро, медленно потянулись с поляны, то и дело сокрушенно вздыхая. Впрочем, уже на середине подъема на перевал самые ворчливые из них перестали причитать и начали потихонечку выбрасывать вещи, которые, по их мнению, были «не очень нужны». Я старался этого «не замечать», хотя и шел в середине строя. Но даже с таким небольшим грузом двигаться в темпе они не могли. Приходилось делать короткие остановки буквально через каждые десять минут. За перевалом дело пошло лучше – двигаться на спуск было значительно легче, и две особо склочные дамочки даже начали цепляться к Оливии, ехидно интересуясь у нее, для чего она нацепила на пояс меч. Задевать Хвостика они почему-то не решились – видимо, жена Эрика показалась им не таким крепким орешком, как Беата. Однако Оливия терпела их подколы недолго – в какой-то момент коротко свистнул выхваченный меч, и рослая огненно-рыжая красавица, по мнению Оливии, доставшая ее больше подруги, вдруг обнаружила вертикальный разрез на своем платье от шеи и до живота, откуда при каждом шаге хозяйки выглядывала то одна, то вторая весьма увесистая грудь. Стервозность Рыжей как ветром сдуло – под истерический хохот подруг по несчастью она подобрала выпавшую из рук котомку и, прижав ее к груди, чтобы спрятать разрез, молча переместилась в самые последние ряды прыгающих по камням женщин.
К обеду дамочки вымотались настолько, что я распорядился устроить привал – с такой скоростью до их городка мы бы добирались неделю. Пока Оливия и Эрик занимались обедом, я обнаружил, что четыре молоденькие девицы до крови стерли ноги. Пришлось заниматься еще и ими. В общем, с обеда и до заката удалось пройти километров пять. От силы. И у меня здорово испортилось настроение – меня вдруг страшно потянуло домой, в Аниор. А после ужина у теток поехала крыша – часть из них вдруг решила, что нам надо чем-то отплатить за спасение. По пути «разобравшись» с тем, кто из нас «свободен», они начали подкатывать ко мне и Угги с предложениями типа «помочь скрасить одиночество хотя бы этой ночью». Хвостик, наблюдая за этим со стороны, покатывалась от хохота – по ее мнению, девушек надо было пожалеть… Однако на мое предложение выделить для этого дела Глаза она почему-то не согласилась – видимо, пожадничала… В общем, спать я и Угги удалились в лес, подальше от общей стоянки, чтобы не провоцировать дамочек на всякого рода ночные эксцессы…
– Лучшее средство от любви – бег в противогазе! – изрек Глаз сразу же после подъема, окинув взглядом наше обиженное невниманием воинство. – Противогазов нет, зато есть пересеченная местность… Будем лечить!
И мы приступили к лечению. За световой день прошли километров двадцать пять, и к моменту, когда с опушки леса мы наконец увидели обгоревшие развалины их родного городка, дамочки были способны лишь упасть лицом вниз. И не шевелиться.
А городок понемногу оживал – жители, при нападении нормов успевшие скрыться в лесу или спрятаться в погребах, вовсю разгребали завалы, относили трупы на деревенское кладбище, расположенное неподалеку от леса, и жгли костры, готовя немудреный ужин. Увидя наш отряд, добрая половина погорельцев сначала рванула в сторону леса, думая, что вернулись нормы, но потом все устаканилось – бывшие пленницы с дикими воплями рванулись на поиски родных, близких или просто знакомых, и мы наконец остались одни…
– Фу, все… Пора к Коляну… – потянувшись так, что затрещали кости, пробормотал Щепкин. – Стоко баб, и все отмороженные!
– А тебе погреться подавай? – как обычно, не удержалась Беата. – Что ж ты ночью-то растерялся?
– Тебя грел… Мерзла вроде? – сделав квадратные глаза, отшутился Глаз. – Или я лоханулся? Черт, может, еще не поздно? Вон как Рыжая пятками сверкает! А если ее повернуть…
– …то будет сверкать сиськами… – рассмеялся я. – Оливия для тебя расстаралась, а ты, изверг, даже спасибо ей не сказал…
