— Повторить!
— Повторить бой!
— Пусть дерутся еще!
— Ага! А-а-а!
— Что ж, в таком случае ждем вас здесь через две недели на повторном бое между Сертом и Крепышом Седаром!
— Слезь с меня, дебил! — пропыхтел мой противник.
— Сам хорош. — Я осторожно выпустил его из захвата. — Слушай, а почему у тебя прозвище, а у меня — только имя?
— Хы, ты свое имя от императора получил, так? Чего лучшего можно желать? Мы — люди простые, нас кто попало как попало обзывает. — Седар старательно помассировал шею. — Еть… Мог бы и аккуратнее.
— Я тебе припомню твои слова в следующий раз.
— Посмотрим-посмотрим!
— Отлично! — Управляющий клубом — тот, с которым я разговаривал в самый первый раз, — перехватил меня сразу, стоило только выбраться из залы в подсобные помещения. — Публика очень довольна. Итоги подобьем, и ты получишь свой процент со ставок, для начала на две доли меньше, чем назначается для наших бывалых бойцов. Следующий бой через две недели.
— Я слышал.
— Хорошо. Как впечатления?
— Гуманнее, чем при выступлениях перед его величеством. — Я уже понял, что вворачивать к месту или не к месту свой прежний опыт только на пользу.
— Ну разумеется. — Босс вежливо и очень любезно заулыбался. — Его величество, так понимаю, привык смотреть более сложные бои. Наша публика не так взыскательна. Хотя фуфло она тоже не кушает.
— Оно и понятно.
— Мне интересно твое впечатление. Важно знать, как чувствует себя новый работник.
— Мне все нравится.
— Замечательно!
— Такой вопрос — жену можно будет привести посмотреть мой бой? Я имею в виду — бесплатно.
— Жену? — Управляющий так удивился, что даже передумал уходить. — Ты хочешь показать жене свой бой?
— Вдруг у меня возникнет такое желание.
— Хм… Возражений не имею. Для твоей супруги всегда найдется место у барной стойки и бесплатный напиток. В виде исключения, потому что женщины обычно в такие клубы не допускаются. Но супруга бойца — дело особое, решать, конечно, тебе.
Я предпочел ничего не отвечать. Опять ляпнул, опять показал всем, что не знаю каких-то базовых вещей, опять продемонстрировал свою инность. Интересно, когда я начну хоть немного въезжать в то, что здесь принято, а что категорически не принято. Когда же я стану хоть отчасти своим?
Моресна, как оказалось, ждала меня, не ложилась, хотя вечер уже перетек в глубокую ночь. Она выскочила на порог, стоило мне отворить калитку, да не просто так, а с подносом в руках. На подносе стояла кружка, в которую, как я обнаружил, попробовав, был налит местный прохладительный напиток из молока с чем-то похожим на кофе, и пряности вдобавок. Вкуснейшая штука.
— Ты не спишь?
— Я ждала тебя, раз ты сказал, что придешь раньше утра.
— В следующий раз не жди, ложись спать.
— Но как же я тогда смогу подать тебе напиток и воду для мытья?
И, посмотрев в ее изумленные, непонимающие глаза, я понял, что спорить не стоит. Пока — не стоит. Тем более после того, как мне пришлось попотеть в клубе, напиток был кстати, да и умыться хотя бы по пояс хотелось прямо сейчас, а не утром. Душ — роскошь, оставшаяся в моем родном мире. Здешняя обыденная жизнь предлагала только баню или облиться водичкой из ковшика — такое удобно только если тебе в этом помогают.
К тому же перекусить сразу и разогретой по всем правилам едой приятнее, чем перехватывать что-нибудь и как-нибудь, холодное, уже припрятанное в погреб для лучшей сохранности. Устраиваясь на постели рядом с теплой женой, я жмурился от удовольствия.
— Ты меня разбалуешь совсем.
— Это важно, чтоб тебе было со мной хорошо. Ведь мне так повезло. Кто же разумный упускает свое счастье?
— Повезло? Но твои родители были никак не беднее меня. Я видел ваш дом, и это приданое…
— Сословие воинов стоит намного выше, чем сословие угольщиков, водовозов, дровосеков, крестьян. К тому же ты не просто боец, а гладиатор, раньше служивший императору. И потом — такой красивый, — она отвернулась, похоже, смущенная. — И добрый.
— А что приятнее? — я допытывался спокойно, из чистого любопытства, совершенно не ощущая себя задетым. С чего? Ведь она меня пока совсем плохо знает, откуда взяться любви? — Что гладиатор или что привлекательный и добрый?
— Все важно.
И я понял, что этот ответ хорош своей абсолютной честностью. Может быть, в нем виделось слишком много практичности, однако тем убедительнее становились ее забота и старание угодить мне. У местных не принято было прятать истину за кружевами вежливых, любезных или романтических слов. С непривычки шокировало, и неприятное ощущение возникало то и дело даже теперь, когда, казалось бы, уже следовало привыкнуть.
Однако в глубине души я догадывался, что восхищение Моресны моим статусом, ее мнение обо мне как о человеке добром должно было стать куда более надежным фундаментом для построения любви, чем какие-то романтические слова. Просто нужно время.
— И прости, что я говорю об этом сейчас, — неуверенно произнесла она. — Но мне нужно хотя бы два новых платья. У меня нет платьев, соответствующих одеяниям жены представителя воинского сословия.
— Конечно, я дам тебе деньги, — сонно ответил я. — Сколько нужно, столько и дам. Какого эти платья должны быть цвета?
— Бордового или темно-багряного оттенка. Два повседневных платья, новое праздничное я могу сшить потом. К тому же его цвета не столь важны. Ты позволишь мне купить ткани уже завтра?
— Само собой. А почему не важны цвета праздничных нарядов?
— Праздник — день, когда сословие — дело десятое. Важнее радость. Но в обычной жизни человек ведь сразу должен знать, кого он встречает… И… Если не ошибаюсь, к наградам обычно даются золотые ленты. У тебя они тоже есть?
— Да, есть.
— Если ты позволишь, я нашью их на свой выходной плащ.
— А, так вот они для чего…
— Конечно. — Она приподнялась на постели и наклонилась надо мной, смеясь. — Ведь все вокруг должны знать, что мой муж — великий гладиатор! Пусть все завидуют и боятся меня обидеть!
— Вот уж, великий, — отмахнулся я, тем не менее польщенный.
Восхищение женщины трогало даже тогда, когда казалось не совсем заслуженным.
— Мне все соседки завидуют. Удивляются, почему ты меня взял в жены. Говорят — такой знаменитый боец мог бы и получше выбрать. — Она посмотрела на меня опасливо. — Не стоило мне это говорить.
— Соседки, наверное, недоумевают, чего это я их не выбрал.
— Может быть…
— Но почему ты считаешь себя некрасивой?
— Я же такая тощая… Ни груди, ни… В общем, тела-то нет. Красивая женщина — она кругленькая, ладненькая и как минимум килограмм на тридцать больше меня весит. А я как на диетах ни сидела, как ни пыталась набрать веса — без толку. Все равно как щепка.
