Ничего не ответил генерал-майор Чичвакин и все так же безумно смотрел вдаль. Бараско помахал у него перед глазами рукой и констатировал:
– Спятил!
Бараско раздал каждому по три «куни-кори». Они оставили на берегу все лишнее, включая оружие, и побежали.
***
– Калита, ты где? – позвал Жора растерянным голосом, в котором слышались истерические нотки.
Калита вышел из-за дерева, делая вид, что отряхивается. Ему было стыдно – сплоховать перед мальчишкой.
– Я их тоже вначале испугался, – признался Жора. – И тоже стал стрелять.
Да он меня жалеет, хмыкнул Калита, стараясь скрыть конфуз, и посмотрел на троих сталкеров, застывших посреди двора. То, что они из клана северных было ясно сразу, даже по одежде.
– Они Сидоровича и забросали гранатами. Пойдем покажу, – сказал Жора, стараясь не обидеть Калиту. Сам же просил обращаться к нему на «ты», подумал он, а теперь обижается. – Должно быть, они вначале его убили, а потом наткнулись на прозрачного человека, и он сделал их стеклянными.
Жора постучал по груди одного из сталкеров, показывая, как все просто:
– Словно настоящий хрусталь. Их убить невозможно.
– Ладно, – сказал грубо Калита. – Считай, что мы квиты.
– Да я не об этом, – сказал Жора с отчаянием в голосе.
– А я об этом. Я спас тебя от мины, ты спас меня от стеклянных людей.
– Да я как-то… – вовсе смутился Жора.
– Ладно, проехали, – сказал Калита. – Пойдем покажешь Сидоровича.
Они прошли мимо снайпера. Все-таки Калита его срезал длинной очередью. Снайперская винтовка В-94 валялась в траве.
За домом находился глубокий погреб, из которого пахло гнилой картошкой. Калита светил фонариком. На гнилой лестнице и в узком коридоре было раскидано оружие и военная амуниция. Сидорович, сидел, как всегда, в углу, подальше от солнечного света. От него ничего не осталось: ни трупа, ни костей, одна рыжая оболочка, покрытая белесыми волосами, венчик волос вокруг макушки, красный нос и огромные уши, как у вурдалака.
– Гляди, как оболочка от большой куклы?! Ха! – удивился Жора. – У нас такие в секс-шопе продаются.
Господи, подумал Калита, чего только в этой Дыре не насмотришься. Тут тебе и стеклянные люди, тут тебе и пришельцы. Он взял палку и пошевелил оболочку. Из-под нее выскочила мышь и юркнула в угол.
– Кончился Иван Каземирович Сидорович, – констатировал он.
– Вы оказались правы, – согласился Жора.
– По голове получишь, – напомнил Калита.
– Спасибо, – радостно засмеялся Жора.
– Чему спасибо?
– Спасибо, что снова стали ругаться.
– Пожалуйста, – ответил Калита, выбираясь из вонючего подвала. – Но по голове все равно получишь.
Жора с облегчением вздохнул и почему-то подумал о Юлечке. Теперь можно было спокойно думать, испытывая сладкую ноющую боль в сердце.
– Э-э-э… – одернул его Калита. – У нас впереди еще «шар желаний», а ты расслабился.
– Жестоко ты со мной обходишься, – посетовал Жора.
– За одного битого, двух небитых дают, – напомнил Калита.
И они двинули к «шару желаний».
***
Ниоткуда выплывали «красные зарубки», плачущие кровавыми слезами. На них от усталости никто не обращал внимания. За этими знаками судьбы из «пластилиновой топи» то там, то здесь возникали «трикстеры» в виде сталкеров, которые кричали:
– Братцы, помогите! Помогите!!!
Несмотря на предупреждающие окрики Бараско, Березин пожалел одного такого, остановился, чтобы помочь, а тот, оскалившись, схватил Березина за руку и потянул за собой. Бараско, матерясь, подбежал, раздавил глиняную «пометы» на груди и накрыл шапкой-невидимкой Федора. Только так и выручил. Больше Федор ни на кого и ни на что не реагировал и не отвечал на вопросы, которые ему задавали вдруг ожившие сталкеры:
– Далеко ли до «шара желаний»? Скажи, пожалуйста, Чепухалин, товарищ Березин.
Березин молча шарахался от таких застывших по пояс в «пластилиновых топях» сталкеров. Стоило ответить, как «трикстеры», изображающие умирающих, задавали следующий вопрос и просили:
– Возьми нас собой, возьми! Пожалуйста, возьми!
А если поддашься жалости, то они протягивали холодные мертвые руки, на которых, однако, вместо ногтей, росли кровавые когти.
Бараско одни раз ошибся, решив, что это настоящий сталкер, протянул руку, но вовремя отдернул, потому что «трикстер» едва не впился в нее острыми, как шило, зубами.
К счастью, чем ближе они приближались к «шару желаний», тем меньше было и настоящих сталкеров, забредших так далеко в «пластилиновые топи», и «трикстеров», изображающих их. Метров за сто до твердой почвы закончилось действие последнего «куни-кори». И они из последних сил вылезли, клацая зубами от дикого неземного холода, и растянулись на берегу. А когда подняли головы, то увидели «шар желаний».
Все было, как в старой-старой книге. Казалось, ничего не изменилось. Тот же «шар желаний», та же брошенная стройка, тот же котлован, заросшими бурьяном и татарником, только экскаватор был не одни, а два, и под ковшом каждого сидело по «дровосеку». Даже с высоты вала, окружающего стройку, ничего не было заметно. Просто все знали, что они сидят там испокон веков и будут сидеть еще столько же. И все знали, что они требуют жертв.
***
– Привет, Бараско! – крикнул Калита, присаживаясь на строительную плиту.
– Привет, привет! – отозвался Бараско, отдирая от себя холодную, пластилиновую грязь. – И ты здесь, черный сталкер?
– Я! И мой товарищ, – счастливый Калита оглянулся на Жору.
Жора густо покраснел: во-первых, для него оказалось полной неожиданностью, что его командир Калита – и есть тот самый легендарный черный сталкер, о котором он так много слышал и хорошего, и плохого, а во-вторых, он совсем не ожидал, что их окажется двое.
– Подожди, подожди, это ведь ты черный сталкер? – уточнил Костя у Бараско.
– И я, и он, – объяснил Бараско. – Нас двое, – и добавил, заметив недоумение на лице Костя: – Пусть меня Зона сожрет, если вру!
– Как будем делить «шарик»? – спросил Калита.
– А чего его делить?! – удивился Бараско. – Вот он, забирай!
– Шутишь?! – крикнул Калита.
– Слышь, Федор пропал, – Костя дернул за рукав Бараско.
– Не до него сейчас, – ответил Бараско. – Поищи, но далеко не уходи.
Костя огляделся. Федора нигде не было видно. Он вернулся на берег, вспоминая, что происходило, когда они вылезли из «пластилиновой топи». Вначале они валялись уставшие, счищая с себя липкую, холодную грязь, потом, Федор, кажется, решил отлить.
