Перед нами длинной бахромистой полосой вытянулись конники.
Я оглянулся назад: за спиной примерно на том же расстоянии тянулась другая подобная полоска, только не конных. Пехота, что ли? Или просто оседлали существ, мало похожих на лошадей? В магическом мире всякое возможно. Посмотрев на Ниршава, увидел, как восторг смывает с его лица настоящая паника. Взгляд Аштии, брошенный на меня, был колюч и неприятен.
— Поле боя, мать твою! — выдал офицер. — Стоп! Перед нами — наши. Флаги!
— За спиной при этом — враг. Имей это в виду. Надень шлем.
— Он же не чищенный!
— Ты идиот? — осведомилась Аштия холодно, и Ниршав без дальнейших разговоров натянул на подшлемник шлем, из которого перед переходом всего лишь выплеснул остатки пищи.
— Почему бы тебе не подать сигнал своим, что ты тут? — осторожно спросил я.
— А где гарантия, что наши до меня доскачут первыми? — женщина выговаривала фразы абсолютно спокойно, бесчувственно. — Нет, придётся ждать. Не двигайтесь резко, всё делаем осторожно. Сейчас мы разойдёмся, чтоб было больше шансов пережить конный налёт, и медленно шагаем навстречу нашим… Подожди, Серт! — Она поспешно стянула кольчужную перчатку, потом — замызганную замшевую. Сняла один из двух перстней, украшавших пальцы её левой руки. — Держи. Когда конница приблизится, погромче ори: «Я свой!» и показывай этот перстень. Если спросят, скажешь, что ты мой человек. Человек Аштии Солор. Всё ясно?
— Да.
Я без особого напряжения понял, что она имела в виду. Действительно, несущиеся кони с большей вероятностью сметут кого-нибудь из плотно стоящей троицы. Одиноко вставшего человека им миновать будет проще, если, конечно, возникнет такое желание. Может быть, меня, не разбираясь, просто приколют копьём, располосуют саблей (или с чем тут конники воюют) — а может, и решат сперва разобраться с неизвестно откуда взявшимся человеком без доспеха. На этот счастливый случай мне и дано кольцо. И указания орать как можно громче. Глядишь — услышат.
А самой Аштии Солор подавать условные знаки издалека действительно было чревато. Захватить вражеского предводителя мечтает любая армия. Устрой войска гонку за ней — неизвестно, кто успеет первым.
Женщина медленно сняла шлем и подшлемник, встряхнула влажными от пота волосами и высоко подняла голову. Осанка — величавая, уверенная — без труда обличала в ней аристократку самого высокого происхождения. С такой уверенностью и неколебимостью шагать навстречу лошадиной лавине, ощетинившейся металлом, едва ли смог бы один из десяти человек в этом мире, а в моём — вряд ли хоть один из пятидесяти. И дело тут не в чувстве собственного достоинства: спорить с инстинктом трудно, для многих невозможно. Здесь была ещё железная выдержка, воспитанная годами торжества над своей натурой.
Шагая, она лишь изредка и почти незаметно оглядывалась назад. Я не оглядывался вовсе, я и так знал, что та армия тоже сдвинулась, и лучше не видеть, насколько она близка. Аштия и Ниршав двигались плавно, спокойно, я старался действовать так же, чтоб не отличаться от них, чтоб конники поняли — я тоже один из них. В какой-то момент госпожа Солор опустила руку, сняла с пояса диск и, помедлив, развернула его к конной лавине. Сделала знак, который не имел, похоже, никакого другого значения, кроме извещения — здесь человек, обладающий знаком высшей военной власти Империи. Вам видно?
Невыносимо было смотреть на строй, надвигающийся на нас с бешеной скоростью, но не смотреть было нельзя. Когда я разглядел в общей массе металл выставленных вперёд копейных наверший, оскаленные лошадиные морды и шлемы над ними, показавшиеся мне абсолютно глухими, я прикрыл глаза лишь на миг, чтоб убедить себя: не видеть — страшнее.
И поспешил поднять руку с кольцом (которое пришлось надеть печаткой в ладонь ещё и потому, что иначе с «когтями» оказалось невозможно).
— Свой, свой! — заорал я изо всех сил, хотя в навалившемся на меня грохоте не слышал ни себя, ни того, кричат ли что-нибудь Аштия и Ниршав.
А через миг кони и люди окружили меня. «Я жив, — отметил машинально. — Уже хорошо». Меня толкнули лишь раз и не со всего маха, иначе б костей не собрал, а так лишь пошатнулся, отпрыгнул, уворачиваясь заодно от другого конника и его небольшого щита, которым боец на подобной скорости без проблем мог покончить со мной. Один толчок — и я под копытами. И это всё.
— Свой, свой! Я человек Солор!
Один из бойцов придержал своего коня возле меня.
— Посыльный? — гулко крикнул он. — Пехота? Там твои, — и махнул перчаткой и поводьями.
Конь в бешенстве задрал голову и затанцевал.
Облегчение навалилось, как ужас, но не придавило, а наоборот, придало лёгкости, словно подбросило над землёй, толкнуло бежать в указанном направлении. И здесь был не страх, что окружающие могут решить, будто я не тот, за кого они меня приняли — скорее, желание влиться в контекст, перестать быть оторванным от массы элементом… Перестать быть чужим. Если не стать своим, то хотя бы таковым казаться.
Теперь, когда я уже приближался к тылу конной армии, опасность становилась всё меньше. Здесь на меня уже никто не накинется без предварительных выяснений, раз уж первые ряды пропустили. Теперь следовало убраться с открытого места, чтоб не попасть под ноги тяжёлой пехоты, шквал магии или брюхо какой-нибудь боевой твари, несущей на себе целый артиллерийский батальон. О том, какие проблемы могут ожидать меня посреди поля битвы, я мог лишь догадываться, потому что о ведении военных действий в Империи знал лишь по нашему вечернему трёпу с Ниршавом и Аштией.
Мысль и в самом деле проскочить в тыл лёгкой пехоте, воспользовавшись кольцом Аштии, на что мне, сам того не зная, намекнул конник, возникла в сознании, как единственный выход. Выскочив на открытое пространство, я повернул влево, туда, куда приблизительно махнула перчатка. Мне трудно было оценить, какое из застывших в готовности пехотных подразделений годятся для того, чтоб попытаться через них просочиться и не потерять при этом голову.
А мгновение спустя упругая волна незримой, но ощутимой мощи накрыла пространство надо мной. Магическая атака оказалась беззвучна, но какое это имело значение, если её присутствие и её воздействие ощущались всем телом. Меня швырнуло на траву, уже истоптанную сотнями сапог и копыт, прокатило по ней. Буквально в нескольких метрах от меня в землю вонзилось что-то незримое, и дальнейшее выглядело буквально как взрыв артиллерийского снаряда: выброс земли, ударная волна — всё как положено.
А следом со стуком мешка яблок, рассыпавшихся по полу, — барабанная дробь.