– Я… я… прости! Я не понимаю, я не…
В её взгляде, обращённом к нему, слились страх и сочувствие.
– Я понимаю. Ты сам не знал, что делаешь. Ничего, ничего. – Она резко повернулась влево. – Это амплитур…
Вдруг ему стало как-то очень спокойно. Теперь он знал, что ему делать. Он поднял ствол ружья. Раньи выхватил свой пистолет и прицелился в него.
Коссинза вскрикнула, – а примерный солдат Гунеквоз сунул орудие дулом себе в рот и, радуясь близкому избавлению, нажал на спуск… Она ещё не могла оторвать взгляд от дымящегося трупа, когда Раньи, подбежал к ней, упал на колени.
– Я не хотела этого. Входя в контакт с ним, я просто хотела его утешить, чтобы ему не было так больно…
Он помог ей сесть.
– А я требовал от него, чтобы он отошёл, а амплитур, наверно, чтобы он стрелял, а тут ещё ты со своим сочувствием и пониманием – чего он совсем не ожидал и не знал, как на это реагировать. Все эти импульсы так жутко столкнулись в его мозгу, что он уже не мог этого вынести.
Он тоже посмотрел на безжизненное тело.
– Наверное, он устал спорить с самим собой, решать, какие мысли его, а какие пришли со стороны. Это и стало для него самым лёгким выходом. Чёрт! Я этого тоже никак не хотел. – Он поднялся и осмотрелся.
– Тебе нужен врач. Здесь я не могу использовать коммуникатор. Могут перехватить и выйдут на нас. – Он поглядел на неё, соображая. – Я понесу тебя на руках.
Она отрицательно покачала головой.
– Наши уже продвинулись вперёд. Дай мне карабин на всякий случай.
Она положила оружие рядом с собой.
– Ты без меня скорее найдёшь санитаров. Со мной ничего не случится.
– Точно?
Она выдавила слабую улыбку:
– Только если захочешь остановиться и перекусить, то потерпи, ладно?
Он ободряюще улыбнулся и бросился туда, где, как он предполагал, были свои.
Десятка два метров, несколько мыслей, пронёсшихся в голове, – он свернул за угол и… вот – оно… Большое, с жирно посверкивающей поверхностью, что-то вроде большой рукоятки коробки скоростей с янтарным покрытием.
Один глаз и одно из четырёхпалых щупалец лениво повернулись в его сторону. Роговидные части, заменявшие губы, ритмически постукивали друг о друга; под тонким эпидермисом переливались пятна разных цветов – хроматический индикатор эмоционального состояния этого существа. Когда-то это был объект уважения, нет, поклонения. Учитель. Наставник. Теперь он нечто совершенно чужое, далёкое. И вдруг он почувствовал, что ненависть к нему – это всего лишь тонкий слой на поверхности от «я», а из-под него всплывают старые воспоминания, старые идеи, старые эмоции – в том числе и преклонение, да-да – преклонение. Он заморгал, улыбнулся про себя. Холодный импульс интеллектуального усилия пробился сквозь наркотизирующие пузырьки ностальгии. «Ты – проворный, – подумал он, но на меня это не подействует. Сейчас уже не подействует. Больше не подействует. Я готов. Я всю жизнь к этому готовился».
Амплитур продолжал обрабатывать этого столь обеспокоившего его землянина и коссуута, применяя теперь более тонкую технику «предложений». Он бомбардировал его хитроумными вопросами: почему Раньи так старается отрицать своё происхождение? Зачем ему все эти мучения? Иди за мной, вернись… Оставь эти глупости и всё будет хорошо. Вернись в мирную атмосферу Назначения. Гармония, спокойствие, уверенность – всё это ожидает тебя.
Раньи почувствовал, что голова его как будто наполняется какой-то ватой, которая не только изолировала его от внешнего мира, но и притупляла мысли, чувства. Он слегка пошатнулся, но удержался на ногах, не в силах ни двигаться дальше, ни вернуться.
«Коссинзе нужна медицинская помощь». Секунду назад эта мысль владела всем его существом. Теперь к ней примешивались какие-то мыслишки-пузырьки, неясные, приятные, парализующие. Теперь любое простое движение давалось ему со страшным трудом, требовало мобилизации всей нервной энергии. Так он долго не выдержит.
«Как это могло случиться?» – всё ещё продолжал размышлять Быстрый-как-Вздох. На чём сломался великий эксперимент, откуда эта непонятная и совершенно неожиданная биологическая мутация? Одно ясно: этот индивид должен быть сохранён для дальнейшего изучения и доставлен в Центр целым и невредимым. По сравнению с этим захват Улалуабла потерял своё значение.
Землянин, кажется, хочет убежать. Амплитур решил добавить к бессловесному внушению звуковое – обычное человеческое слово, через ретранслятор, который был у него подвешен пониже «губ». Надо сделать всё, чтобы удержать этого двуногого.
– Стой! Я знаю, кто ты, землянин. Ты должен идти со мной.
Раньи нерешительно покачал головой. Амплитур с досадой отметил, что это жест сугубо человеческий, земной, не жест ашрегана. «Моя подруга ранена, ей нужна помощь».
– Идём со мной, – мягко произнёс амплитур. – Помощь будет оказана, благость обеспечена.
«А… та самая благость, из-за которой ты лишил меня родителей? Нет уж, спасибо».
Теперь он мог даже улыбнуться. Теперь, когда он знал, что амплитур хочет от него, он мог сопротивляться, бороться, отбросить всё, что ему навязывают.
– Ты мне больше ничего не сможешь сделать. Ни мне, ни моим друзьям. Твой эксперимент провалился. Мы вас побьём, учти. Может быть, не сейчас, может быть, это сделают наши дети, но конец неизбежен.
– Неизбежен только триумф Назначения, – почти устало прозвучала реплика амплитура. – Неужели ты не понимаешь, что как только твои союзники узнают об этих ваших способностях, они первые вас уничтожат? Как этот массуд – он же этого хотел…
– Это всё потому, что мы потеряли бдительность. Отсюда и его подозрения. Такого больше не будет. Мы будем очень осторожны.
– Как бы вы не были осторожны: эту вашу власть над людьми не скроешь. Заклинаю тебя: раздели этот бесценный и случайный дар с теми, кто способен оценить его значение. Мы обучим вас, покажем, как его использовать. Вы будете важнейшим элементом нашего движения.
– Нет, благодарю покорно. Не хочу я больше быть элементом. Я хочу быть частью человечества, хочу иметь семью. Держись своего проклятого Назначения, а я предпочитаю независимость. Я предпочитаю человечество. Я предпочитаю быть самим собой.
– Жаль, жаль. Ты и твои друзья опасны. Мы вас должны изучить, понаблюдать за тобой, но если это невозможно, мы вас… э-э… нейтрализуем.
– Чёрта с два! Мы – по крайней мере, некоторые – вырвались из клетки, которую вы нам построили, обратно вы нас не заманите. Ты ничего со мной не можешь поделать. Если бы было по-другому, я бы сейчас уже плёлся за тобой.
