Лейтенант поднимает ладонь вертикально вверх, останавливая вопросы. Возмутительное нарушение субординации – опять же с точки зрения уставов. Демонстрация серьезности происходящего и того, что акустик знает, что делает, – если смотреть с точки зрения людей, понимающих настоящую цену до предела зауженного профессионализма. Старший помощник командира «Сан-Хуана» дублирует жест лейтенанта. Пауза затягивается – и ощущение застывших на середине движения тел за спиной вызывает у лейтенанта-коммандера злую, широкую ухмылку, и краем не прорвавшуюся наружу. Пускай учатся: даже если сейчас это ложная тревога, финт напряженных нервов, – когда-то от способности сдержаться и не отвлечь даже вздохом занятого делом товарища может зависеть жизнь ста с лишним человек на борту. А опосредованно – и сотен тысяч на суше. Переоценить значение таких уроков практически невозможно.
Они все умеют работать в условиях жесточайшего стресса. «Переменного стресса», как это весьма неточно называется в специальной литературе. Гораздо точнее будет сказать «мельтипараметрического», но тогда это будет еще тяжелее для восприятия. Гроссмейстеры «быстрых шахмат» – это просто дети в песочнице по сравнению с офицерами, способными четко ориентироваться в потрясающе динамичной обстановке боя. Попробуйте играть в «быстрые шахматы» в мигающей цветомузыкой комнате, помещенной в скоростной поезд, и не просто входящий в вираж, а перемещающийся одновременно в трех осях. Причем рядом вопит с десяток человек, сообщая данные, каждая деталь которых способна изменить правила на доске на несколько следующих ходов. Трехмерной доске, если кто уже забыл, и резко уменьшенное по сравнению с шахматами число фигур на ней с лихвой компенсируется многообразием их типов. А потом комнату встряхивает, по ней проходит как будто ветер, половина экранов и индикаторов вышвыривает из себя рой разноцветных искр – и автоподстройка динамиков не успевает компенсировать тот всплеск децибел, который успеют выдать ребята из удаленного отсека. Живые, такие же, как ты, люди, к которым ворвалось пламя и которые понимают, что вот-вот пойдет фреон…
– Оскар-два, – неожиданно произносит лейтенант. Голос у него высокий, едва ли не юношеский, резко контрастирующий с комплекцией регбиста. К этому на лодке давно привыкли: это не самый худший недостаток из тех, что встречаются у взрослых людей, по нескольку месяцев проводящих вплотную друг к другу.
– Точно?
Это была единственная нота сомнения, которую лейтенант-коммандер себе позволил. Вполне простительная, учитывая его статус в эти часы.
– Да. Теперь я уверен.
– Командира в центральный.
Поведя руками, матрос у коммутатора неслышимо сказал в черный цилиндрик микрофона какие-то слова. Все, или почти все. Коммандеру Мартину нужно около двухсот сорока секунд, чтобы появиться в центральном посту и ритуальной фразой обозначить принятие на себя ответственности за лодку в полном объеме. Что, разумеется, не отнимает ни малейшего кусочка от собственной доли ответственности каждого из них.
– «Александрия»?
– Как раньше.
– Они их не чуют?
Этот вопрос был жестким и коротким, как укол булавкой. Почему говорят «не чуют», а не «не слышат» – бог его знает. Так принято почему-то. Проще привыкнуть, чем переучивать столько людей.
– Не похоже.
Вопрос был безличным, но поняли его все. Итак, ситуация была не просто «забавная» или «интересная», – она как-то резко, за потребовавшуюся лейтенанту на ответ секунду вышла из очерченного планом русла. Атомный подводный ракетоносец типа «Оскар-II», а конкретно «Саратов», должен был находиться в четко определенном квадрате, выполняя описанную во вполне конкретных формулировках учебную задачу. Пара «Александрия» и «Сан-Хуан» была второй из входящих в этот квадрат, причем входящей с заметно более северного румба, чем «Толидо» и «Мемфис». Именно поэтому у их пары оставалось сравнительно немного шансов на то, что русский уцелеет к расчетному времени их подхода. И конкретно у «Сан-Хуана» – приблизительно вчетверо меньше, чем у «Александрии». Но если лейтенант не ошибся и стоящий многие десятки миллионов долларов главный сонар «Сан-Хуана» не обманут шумовым фантомом, какие иногда встречаются в океане, то этот факт становится важнее, чем десятки уже устаревших фактов до него. Приказ командиру «Саратова» был отдан командованием 1-й флотилии подводных лодок Северного флота. То, что капитан 1-го ранга не станет его выполнять, просто не представлялось возможным. Но «Оскар-II» (по русской классификации «Антей») здесь – и это точно «Саратов», потому что это их единственный «Оскар» на севере. Сумели ли русские вернуть в строй «Воронеж» – несколько лет назад несомненно лучший «охотник» их Северного Флота? «Орел» достоверно в ремонте, и его окончание даже не планируется на ближайшие два года, но «Воронеж» – это вариант. Возможный, пусть и не с самой высокой степенью вероятности. Но если имеющий место – то резко осложняющий ситуацию для 12-й эскадры подводных лодок специального назначения. Можно было быть каким угодно патриотом, но профессионалы знают, чего может стоить готовый к бою «Оскар-II» со сплаванным экипажем. Проверять его качества на себе не хочется никому – достаточно вспомнить, что твоя собственная замечательная лодка принадлежит к классу, действовавшему еще в середине 70-х годов прошлого века. Да, первая в «улучшенной серии», но серии уже другого, старшего поколения…
Командир «Сан-Хуана» возник в центральном посту точно в предсказанное про себя лейтенантом-коммандером время. Даже если он спал, на его лице и в его глазах это не отражалось никак. Прищуренный взгляд уверенного в себе бойца слабо вязался с пухлыми щеками добряка, но к этому на лодке давно привыкли, – это был случай из той же серии, что и голос лейтенанта на сонаре, разве что еще более резко выраженный.
Несколько четко сформулированных фраз ввели коммандера в курс дела: оперативная обстановка изменилась, и его старший помощник полагал, что весьма радикально. Вместо одного русского, привязанного для них к колышку, если так можно выразиться, вдруг возникает второй. Конечно, это могло быть и иначе – согласно всем имеющимся документам, второго «Оскара» у русских здесь не было и быть не могло. Коммандер сослался на несколько документов, допуск к которым не имел даже его старший помощник, и это прозвучало достаточно твердо, чтобы его убедить. Но это все равно не объясняло происходящего. Да, в определенных пределах командиры немногочисленных русских субмарин обладали некоторой свободой: никто не мог запретить капитану 1-го ранга с десятком согласных в фамилии маневрировать в пределах полигона согласно собственным представлениям о том и о сем. О подготовке экипажа, например. Но сейчас он был не на полигоне, а почти в полусотне миль от его границ. Почему?
