Движущийся по дороге военный отряд никакие мытари остановить не пытались. Платой им вместо звонкой монеты, скорее всего, стали бы несколько пядей стали, вогнанные наглецам в грудь или в горло. Церемониться с подлым сословием рыцарство не привыкло и даже не думало привыкать. Чернь должна знать своё место. Единственное, что ей допускалось невозбранно — это умереть во славу сеньора и господа.
Правда, в последние несколько десятилетий умирать «за бесплатно» чернь уже не особо стремилась, а прогремевшая полвека назад Жакерия, даже закончившись неудачей, всё-таки сбила спесь с очень и очень многих, и в результате самые дальновидные из духовенства и знати стали искать новые идеи и смыслы, а следом новые способы, как управлять уставшими от бесконечных войн и поборов подданными.
Поиски завершились успехом. Способ нашёлся, и подсказала его сама жизнь.
За век почти непрерывной войны с «чужаками из-за пролива» обитатели Иль-де-Франс и Прованса, Нанта и Пуату, Лиможа и Лангедока, Оверни и Тура, аквитанцы, пикардийцы, бретонцы, нормандцы мало-помалу начали ощущать себя французами, жителями пусть пока ещё не единой, но всё-таки общей страны — Франции. Лет через триста подобное чувство будут звать патриотизмом. Сейчас оно больше напоминало яростное ожидание чуда, рождающееся из привычного религиозного — веры в единого бога, спасителя, всемилостивейшего и всемогущего, готового наконец-то помочь своим преданным чадам, несущего им не мир, но меч. Им, желающим теперь любить не только его, но и вдруг обретённую Родину…
И чудо свершилось. Его воплотила в себе Жанна из Домреми или, как стали её потом называть, Жанна д’Арк, Орлеанская Дева, явившаяся, чтобы спасти свою веру, Францию и короля…
Жаль только, что героизм и подвижничество шли, как обычно, рука об руку с подлостью и предательством.
Орлеанскую Деву предал и продал тот, кто был ей обязан короной.
Дофин Карл, ставший, благодаря Жанне, королём Карлом VII, сперва сделал так, чтобы она попала в руки бургундцев, а после, когда те продали её англичанам, не сделал ничего, чтобы вызволить Деву из плена. В итоге, спасительницу страны и короны обвинили в ереси, судили церковным судом и приговорили к казни через сожжение.
Многие, не только из простого народа, но и дворяне, не понимали и не принимали такую политику своего короля, надеясь на лучшее, веря, что их сюзерен, в конце концов, найдёт в себе силы признать, что ошибся. К несчастью, этого не случилось — 30 мая 1431-го года Орлеанскую Деву казнили на Старорыночной площади города Руана….
Рыцари Рене д’Амбуаз и его друг Жиль Лефре состояли в отряде Жанны практически с первого её появления перед двором будущего французского короля, участвовали в кампании у Орлеана и следующих баталиях. Их не было только в последнем бою под Компьенем, в тот день, когда Деву пленили бургундцы…
Два месяца, пока шло неправедное судилище, оба рыцаря, четверо оруженосцев и двенадцать сержантов скрывались в лесах под Руаном, ожидая подходящего случая, чтобы спасти свою Деву. Увы, их надежды не оправдались. Подкупить охрану не удалось, «надёжный человек» из архиепископства оказался обманщиком, добровольных помощников из горожан схватили люди герцога Бедфорда. Единственная «удача» — когда оруженосец Этьен сумел пробраться в Руан в день казни и наблюдал за действом собственными глазами.
«Она попросила крест, монсьор, — рассказывал он потом. — И палач протянул ей две скрещенные хворостины. Дева держала их перед собой до конца, пока огонь не поглотил её целиком…»
«Уверен, что это была она? — спросил оруженосца Рене. — Уверен, что там казнили именно Жанну, а не другую?»
«Не знаю, — покачал головой Этьен. — Я стоял далеко и видел то же, что остальные. Но когда костёр догорел, мне показалось, что прямо от пепелища в небо вспорхнула голубка. Белая, словно снег моего Меркантура…»
Возле Руана отряд пробыл ещё три дня.
А затем Рене д’Амбуаз понял, что надеяться не на что. Нового чуда не будет. Та, кого они хотели спасти, уже не воскреснет.
В земли, освобождённые от англичан, решили двигаться не таясь. Ни сам Рене, не его друг Жиль, ни их сержанты и оруженосцы схваток с врагом не боялись. Да и чего им теперь было бояться. Свою судьбу они выбрали, когда впервые и навсегда встали под стяг Орлеанской Девы…
Удивительно, но за восемь с лишним часов никто кроме местных крестьян им на дороге не встретился. Рене уже собирался отдать приказ вставать на ночлег, но тут из пересекающего тракт пролеска навстречу отряду выехал всадник. Один. В полном турнирном доспехе, включая напоминающий собачью морду шлем-бацинет. Герб на щите отсутствовал.
— Монсьор, прикажете атаковать? Или сначала выясним, кто таков? — негромко поинтересовался Этьен.
— Езжай, узнай, что он хочет, — дёрнул щекой Рене.
Вступать в бой с одиночкой, пусть даже одоспешенным, ему не хотелось.
Оруженосец тронул поводья и направил коня к преградившему путь рыцарю.
Их разговор длился меньше минуты.
— Он заявил, что говорить будет только с шевалье д’Амбуазом, — немного обескураженно сообщил, вернувшись, Этьен.
— Он меня знает?
— Он знает ваш герб, монсьор, — пожал плечами оруженосец. — А ещё, мне кажется, он очень молод.
— С чего ты решил?
— Голос слишком высокий.
— Ладно, — кивнул предводитель отряда. — Поеду, поговорю… Жиль, — повернулся он к другу. — Если это ловушка, командуй бой.
— Не беспокойся, Рене. Мы не отступим…
Подъехав к одиноко стоящему всаднику, рыцарь остановил коня и откинул забрало:
— Я Рене д’Амбуаз. Кто вы и что хотите?
Вместо ответа всадник медленно отстегнул застёжки у шлема и снял бацинет. По латным плечам рассыпались золотистые волосы.
— Демуазель… Жанна? — оторопело пробормотал Рене. — Но вас же… Вы же погибли!
Девушка усмехнулась и вытянула из ножен меч:
— Узнаёте его, шевалье?
— Меч Карла Мартелла, — благоговейно выдохнул рыцарь.
В ту же секунду голова воительницы словно окуталась ослепительно белым сиянием, а над головой появился призрачный нимб.
— Дева… Жанна… Орлеанская Дева… — послышался за спиной дружный вздох.
Рене слез с коня и, упав на одно колено, склонил перед девушкой голову.
Судя по грохоту сзади, воины его отряда сделали то же самое.
— Встаньте, шевалье, — приказала Жанна и, когда он поднялся, коротко пояснила. — Да, это действительно я, Жанна Дева.
— Вы не погибли?
Более дурацкого вопроса нельзя было и придумать, но девушка на него всё же ответила.
— Нет, шевалье, ваши сведенья верные, — покачала она головой. — Я и вправду погибла. Но там наверху, — указала она на небо, — мне дали ещё один шанс. И послали мне вас.
— Что мы должны для вас сделать? — мгновенно подобрался Рене.
— Не для меня, — улыбнулась Дева. — Для го́спода и всего человечества…
Минут через двадцать полностью облачённый в латы отряд выстроился клином на древней дороге. В руке Орлеанской Девы появился какой-то миниатюрный «мушкет». Она направила его на деревья, и в то же мгновение на лесной опушке вдруг замерцало огромное «зеркало».
— Приспешники врага всего сущего сильны и коварны. Но мы не должны их бояться. Потому что наша вера сильнее. Только она спасёт нас в этом бою. За мной, воины го́спода! — вскинула девушка меч.
— Веди нас, Жанна! Веди, Орлеанская Дева! — воины опустили копья и, пришпорив коней, ринулись вслед за Девой в портальную арку. — Montjoie! Saint Denis! Deus vult! — огласил окрестности боевой клич французского рыцарства…
Глава 34
В сектор «зет» мы возвратились одновременно.
Как договаривались.
Спустя три секунды объективного времени.
Выглядели все довольно забавно. И хотя со стороны я себя не видел, но судя по смеющимся лицам баронессы и герцогини, зрелище было то ещё. Дорогой, но исключительно грязный кафтан, сафьяновые сапоги, красный кушак, широкие порты из атласной ткани, сабля, мохнатая шапка с клином, повязка на левом глазу, как у пирата… Красавец, короче. Бандит бандитом…
