из живых, если на то возникнет желание или необходимость. По крайней мере, так было в мое время. Но достаточно ли сведущ именно он и именно в этом вопросе...
В голосе подселенца явственно слышалось сомнение. И я его полностью разделяла. Все-таки, мнение моего наставника о бесполезности жрецов в бою глубоко пустило корни в моей душе. Хотя лич, защищая меня, показал себя в этом с неожиданной стороны.
Секретарь тем временем робко постучала в закрытую дверь. Раздраженное шипение Килира резко прервалось.
— Прибыла госпожа Шиз, — приоткрыв дверь, произнесла девушка и снова пропустила меня вперед. Сама же осталась в коридоре и тихонько притворила за мной створку, стоило мне переместиться в кабинет.
В комнате царил полумрак, едва разгоняемый светом двух свечей. Одна стояла на столе, и отблески ее пламени отбрасывали резкие тени на лицо сидевшей рядом женщины. Вторая свеча находилась ближе ко мне — на подоконнике. В простом деревянном подсвечнике, перевязанном черной лентой с серебристой окантовкой. Комендант сидела, оперевшись локтями о столешницу, и отсутствующим взглядом смотрела сквозь меня. За ее спиной неподвижной тенью парил Килир. Глаза жреца влажно поблескивали в свете свечей, и выражение их показалось мне... выжидающим. Ах да, поздороваться.
— Приветствую тебя, брат Килир, — я удостоила лича медленным кивком, а затем обратилась к женщине, — приветствую, комендант.
Прозвучало вроде бы неплохо. Даже солидно как-то, что ли. Хотя, если я правильно представляла иерархию, то комендант должна была приветствовать меня первой, я — ответить на ее приветствие, а затем уже обратиться к Килиру. Или нет.
Тем не менее, жрец просто кивнул в ответ и наконец-то отвел от меня взгляд. Комендант же медленно моргнула и ничего не ответила. Судя по тому, как едва заметно нахмурился Килир, ему явно не понравилась такая реакция, неуважение и все такое. А во мне раскаленной иголкой шевельнулась острая жалость к матери, потерявшей своего ребенка. Не хватало еще, чтобы жрец при мне начал ее отчитывать.
— Вы хотели со мной поговорить? — с этим вопросом я подлетела поближе, почти вплотную к столу.
— Да, — женщина ответила очень тихо. — Простите мою непочтительность, просто... — она судорожно вдохнула и прикрыла глаза.
— Не стоит, я понимаю. И сочувствую вашей утрате. Что вы хотите знать?
— Мой сын... Тидаад, — комендант открыла глаза и прямо посмотрела на меня. Что ж, теперь понятно, от кого Тиду достался такой примечательно янтарно-желтый цвет глаз. — Его действительно подчинила какая-то тварь?
— Врать бессмысленно, — предупредил Альд. — Легче ей от этого не станет, а ситуация серьезная.
— Знаю.
— Да.
— Есть доказательства? — от голоса жреца я едва не вздрогнула.
— Да.
В подтверждение своих слов, я принялась искать в своей сумке зачарованную иглу. В какой-то миг мне показалось, что артефакт потерялся, и из-за этого ситуация могла стать довольно неловкой, но... Маленький пергаментный сверток обнаружился на самом дне сумки. Не без внутреннего ликования, я положила его на стол перед комендантом.
— Что это? — женщина потянулась к свертку, но, видимо, ощутив защитные чары, тут же отдернула руку и присмотрелась повнимательнее. А потом часто-часто заморгала и закусила губу.
— Игла подчинения, насколько я могу судить, — ответил вместо меня Килир.
— Да. Я обнаружила ее в... теле Тида, — почему-то мне показалось неуместным уточнять, где именно она находилась. — Перед тем, как его похоронить. Если решите навестить место захоронения — оно в ближайшей к святилищу роще.
По щекам коменданта потекли слезы. Ну вот и прорвало плотину, похоже.
— Спасибо, — пробормотала она. — Вы очень добры.
Свеча на подоконнике затрещала, ее пламя заколебалось, будто от сквозняка. Скорее всего, от сквозняка, ведь створка окна была чуточку приоткрыта. Но мне невольно вспомнилось поверье, которое когда-то рассказывала мне матушка после смерти одной из моих многочисленных двоюродных сестер. Поверье о том, что поминальная свеча должна гореть на протяжении трех ночей после упокоения. Огонь привлечет душу мертвеца, и к исходу третьей ночи она обретет покой под присмотром Суртаза. А если этого не сделать, то зомби мог восстать снова.
— Глупости. Повторный подъем происходит не по этой причине.
— Отстань.
— Но если она следует этому поверью, значит, я не ошибся, что тебя восстанавливали два-три дня.
Я оставила комментарий подселененца без ответа. Потому что вспомнила еще одно поверье, которому следовали, если покойник был глубоко уважаемым и любимым человеком не только среди родни. Друзья и знакомые могли оставить у поминальной свечи какую-то символическую безделушку, обозначая тем самым связь с умершим. И хоть меня с Тидом не связывали дружеские узы, я слишком сильно повлияла на его судьбу, и память об этом останется со мной, наверное, до самого конца.
Пошарив в сумке в поисках подходящего предмета, я обнаружила, что из всех костяных пластинок единственной уцелевшей оказалась исцеляющая. Остальные треснули. Ну, хоть не приворотная. К счастью, Альду хватило такта не комментировать эту мою мысль. Я осторожно положила овальную пластину рядом с подсвечником. Пусть Суртаз будет к тебе милостив, Тид.
— Комендант, если у вас не осталось больше вопросов, думаю, не стоит задерживать Шиз, — ровный голос Килира на этот раз даже почти не вызывал отвращения.
— Только один... — голос женщины звучал глухо, надломленно. — Он сильно мучился?
Стоит ли говорить правду? Что прежде, чем упокоить ее сына, Альд переломал ему немало костей, а я — почти вывернула наизнанку?
— Нет, все прошло быстро.
Как легко лгать, когда твой голос лишен эмоций, а лицо — всего лишь череп.
— Он не мучился.
Женщина всхлипнула, а я, молча и не оборачиваясь, покинула кабинет. Но мой расчет на быстрое возвращение к ребятам не оправдался. Впрочем, кто бы сомневался.
— Сестра, я понимаю, что становлюсь слишком назойливым, но прошу уделить мне еще пару минут.
Вот площадь была совершенно пуста, а вот Килир уже за моей спиной. Ни треска, ни хлопка — ни единого звука,
