— А что стало с тем, как его, Евгений Жидков? То, что он погиб потом, это ты мне рассказала, а вот пока я был в его теле? Где он был?
— Он спал. Он ничего не помнит о наших разговорах. Разве что ему может что-то присниться, но это навряд ли. А если что-то и пробьётся сквозь блок, то покажется ему забавным и странным сном, который станет темой для солдатских баек и разговоров у костра.
— Ты так говоришь, будто он всё ещё жив, — удивился я.
— В каком-то смысле он действительно ещё жив. На свое линии жизни, он всегда будет жив. Все, кто когда-либо жил — живы. И мертвы.
— Как такое возможно?
— Возможно и не такое, Алекс. Спроси, как-нибудь у Смирнова о программе, согласно которой Комитет пытается заглянуть в прошлое глазами современников. Не всё у них, конечно, получается, но кое-какие успехи есть. Они закинули удочки по психоневрологическим диспансерам, и прикормленные психиатры докладывают им об интересных случаях, которые они потом стараются разрабатывать.
Потеря связи
Дневник Апокалипсиса14 августа 2021
— Если спрошу, то он заинтересуется, откуда я об этом узнал.
— Сошлись на меня. Я в курсе дел.
— А тебе не влетит?
— Нет, — легко ответила она. — Они знают, что я просто так это бы не сказала. Но ты прав, лучше не привлекать внимание. Просто имей в виду.
— Но про шар они точно не знают? — спросил я и поймал себя на мысли, что смотрю на неё уже совсем не так, как это было ещё вчера вечером.
— Не знают. Они ищут свои способы. И я… настоятельно прошу тебя сохранить эту тайну.
Последние слова прозвучали совсем не так, как предыдущие. Не то, чтобы в них слышалась угроза, скорее отчётливое предупреждение о неких последствиях, которые она не хотела бы озвучивать. Что-то, что ей придётся сделать, несмотря на наши отношения, и что она с лёгкостью на это пойдёт.
— А если всё-таки узнают? — не удержался я.
Она перевернулась и, положив руки мне на грудь, посмотрела мне в глаза.
— Хочешь меня сдать? — в её словах не было угрозы, скорее, любопытство, смешанное с азартом и усталостью.
— Нет, — я покачал головой на подушке. — Просто думаю, они бы за него многое отдали.
— Ага, — подтвердила она, — многое. Только, как бы я не относилась к Комитету, раскрыть им такую технологию, я не могу. И не хочу. По крайней мере, пока.
— Не доверяешь?
— Для этого надо знать, кому доверять, Алекс, — она села на кровати, подстроив под спину большую мягкую подушку, при этом, нисколько не прикрываясь, и получалось у неё это на удивление естественно. — А у нас там, судя по всему, крот окопался, — она грациозно потянулась. — Кто-то же сдал ваш маршрут и цель миссии американцам.
— Думаешь, это всё-таки американцы? Воловски шпарил по-русски как коренной москвич.
Она покивала головой.
— Имея определённые возможности, человека можно довольно быстро научить говорить хоть на языке банту, хоть на языке бушменов. А то, что американцы, — она задумалась, — по крайней мере, это был кто-то, кто решил действовать на основе их спецслужб. Видимо, их интересы не совпадают с нашими, и логично предположить, что противник будет действовать через них.
Что же, тут ей в логике не откажешь. Если мы выступаем против чего-то, а другие, наоборот, хотели достичь противоположного результата, то насытить своими агентами спецслужбы потенциального противника было бы самым правильным решением.
— Всё осложняется ещё и тем, что крот может не подозревать, что он агент. Искать тех, кто страдает провалами в памяти? — размышляла она вслух, глядя в тёмный экран телевизора. — Но их можно долго скрывать. Да и подменные воспоминания никто не отменял. Чай против нас не полные придурки работают.
«Чай»… Я это слово в таком значении последний раз слышал, наверное, от бабки.
— Думаешь, у тебя получится защитить шар лучше, чем у всего Комитета? — прервал я её размышления.
— Безусловно, — ответила она так, что в её словах не приходилось сомневаться.
— Понятно, пресловутый крот, — пытался я найти контраргументы, — но есть же люди, которым можно доверять.
— Я себе иногда не доверяю, а ты про других говоришь. Нет, так будет лучше, это точно.
И вот вроде говорит она, как раньше, непринуждённо и легко, но это уже было совсем не то же самое, что ещё совсем недавно. Мне опять стало казаться, что меня тупо использовали, что я был инструментов в чужих руках. В её руках.
Вроде всё было так хорошо, всё шло, как по маслу, потом как обухом по голове. Как говорится, ложечки нашлись — осадочек остался. Я уже никогда не смогу смотреть на неё, как прежде, когда в первый раз увидел её, или когда вчера вечером мы ели и смеялись в ресторане, и потом… Нет, так как раньше уже не будет. Разве что…
— Ты могла бы сделать так, чтобы я всё это забыл? Всё, что произошло между нами. Хотя бы с того момента, как я потянулся за часами сегодня ночью.
— Могла бы, — кивнула она и взглянула на меня. — А ты бы этого хотел?
Я подумал, и честно ответил:
— Нет. Спасибо, что не сделала этого.
Скажете, дурак? Возможно. Только сами подумайте, ведь рано или поздно, если мы будем периодически контактировать по работе, её, как она сказала, особость всё равно всплывёт. И что тогда? Опять просить о забвении? И так до бесконечности? Пока мозг не сгорит?
— Значит всё нормально? — поинтересовалась она.
Как, глядя в эти глаза, можно было сказать, что нет, никогда уже ничего нормально не будет. Бывают такие события в отношениях мужчины и женщины, когда, несмотря на все отношения, которые у вас до этого были, вы уже не сможете смотреть друг на друга прежним взглядом. Никогда. Особенно, когда женщина такая особенная. С другой стороны, она ведь могла именно на такой исход и рассчитывать.
Всё-таки было немного грустно. Не так всё должно было быть, ой не так!
Я попытался вернуться к прежней беседе.
— Значит, твоё настоящее имя Диана?
— Все мои имена настоящие, и Анна тоже, по крайней мере, меня им называют очень давно, и оно мне определённо нравится.
— Но когда-то тебя звали Дианой?
— И не только так, Алекс. Только есть ли смысл вспоминать. Сейчас я работаю на Комитет, и руководство довольно нашим сотрудничеством.
— А если тебе предложат работать на другую сторону, например, на тех, кто пытался пронести ягоды в наш мир? Согласишься?
— Дело ведь не только в деньгах, Алекс.
— А сели, они помогут тебе вспомнить кто ты и откуда?
Она молчала.
— Я об этом думала, — призналась Анна и замолчала.
Я ждал ответа. Мне хотелось понять, что я хоть отчасти не ошибся.
— Есть вещи, — продолжала она, — которые даже этого не стоят. Но ты это и так знаешь.
Я знал. Или узнаю, если верить странникам. Кстати, о них.
— Значит, ты не странник?
— Ну, ты же видел, — улыбнулась она, — там в ресторане.
Чёрт! Похоже, от неё вообще невозможно что-либо скрыть.
— И не такая же, как повелительница манекенов?
На этот раз она молчала дольше, и я начал нервничать, отчего по спине пробежал лёгкий холодок, а я пожалел, что в пределах досягаемости нет хотя бы ножа. Мне показалось, что она копается сейчас в собственных мыслях и ощущениях, впав в лёгкое оцепенение.
— Нет, не такая же, — наконец, выдала она, и у меня отлегло. Аня подняла левую руку, словно осматривая её, сжала и разжала пальцы, положила обратно на одеяло. — Сколько себя помню, я была такой, какой ты меня видишь. Цвет волос и длина ногтей не в счёт. Вела себя, может быть, не всегда правильно. Даже в своих глазах, из-за чего мне потом было очень стыдно. Но тогда я считала это единственным выходом. Не всегда удаётся добиться нужного результата правильными методами, иногда приходится запачкать руки грязью и кровью. Да что я тебе объясняю!
Лучше бы и не напоминала, это верно. Но я же сам завёл этот разговор, так что хлебай, Алекс, по полной.
— Не поделишься, что за послание ты передала через меня себе же в прошлом? А то у меня в голове какая-то каша, кроме госпиталя и того, что о чём-то с тобой говорил, толком ничего не помню. Ещё вот налёт люфтваффе помню.
