– В тот день сам бог послал вас мне, – сказала старуха, глядя на Аркана. – Я была уверена, что отдала детей в надежные руки. И я не ошиблась.
– Я выполнил обещание, не бросил его! – с волнением в голосе сказал охотник.
– Я знаю, – тихо перебила его старуха и улыбнулась.
– Расскажи, – тихо попросил Аркан. Елена кивнула и заговорила. Слова давались ей с трудом – казалось, даже рассказ отнимал у нее много сил, но старуха твердо решила идти до конца.
– Плохо помню тот день. Тогда, в убежище Гидромаша… Мы уже знали, что обречены – я была больна, про детей ничего не могла сказать, но мы жили вместе с больными, спали рядом с зараженными. Эти бандиты захватили убежище, пытались поднять бунт. Антошу с Дианой они не тронули, а меня… – старуха отвела взгляд. – Я молила их, чтобы они не трогали детей. Ну а эти… зэки знали, что все они смертники – если не болезнь, так Богуславский рано или поздно доберется до них. Всем женщинам досталось тогда. Не хочу вспоминать.
– Не надо, – понимающе кивнул Аркан. Старуха выдохнула и продолжила:
– Охрана все-таки добралась до них. Они устроили ночью облаву, перестреляли всех, кто осаждал убежище. А потом, – старуха уже не могла сдерживать эмоций и голос ее задрожал. – Потом они стали убивать больных. Я просила его, стоя на коленях. Умоляла не трогать детей. Не знаю, сумела ли я его разжалобить. Богуславский не стал убивать нас, а просто вышвырнул на улицу. Кинул старые респираторы и рваные ОЗК, велел проваливать. И я пошла, куда глаза глядят, вместе с детьми. Мы были обречены. Я знала, что на Горьковской живут люди, но кому нужны чумные? Нас бы даже не пустили на станцию, а может быть, и застрелили на подходе. Помню, как мы заблудились в том тумане и шли наобум. Помню, как плакали дети, а я даже не знала, как их успокоить. У меня не оставалось сил – болезнь прогрессировала. Мне тогда хотелось просто лечь и умереть, но я не могла бросить их. Кажется, я потеряла сознание. А потом пришли люди. Это были вы.
– Мы просто не поверили тогда глазам, – выдавил с трудом охотник. – Мы не знали вообще, остались ли выжившие в нагорной части. Даже про горьковских ничего не знали. Шли наобум, но тоже заблудились в тумане, пока не наткнулись на вас.
– Я думала, что мы умрем там, – тяжело произнесла Елена, стараясь удерживать эмоции, рвущиеся наружу. – Молилась и надеялась на чудо, и оно случилось. Я знала, что не выживу, и отдала детей вам. Со мной бы они погибли.
– Мы не смогли тогда довести Диану до Московской, – виновато произнес охотник. – Парень, который нес ее, заблудился и отстал от отряда. Мы так и не сумели найти его и думали, что он и Диана погибли. Оказалось, он дошел тогда до Института – сам погиб, но спас ее. А я… я взял Антона себе. Я растил его, он был мне как родной.
– Я знаю, – склонила голову старуха. – Я наблюдала за вами, наблюдала за тобой – когда я смогла видеть с его помощью, – Елена указала на ветви огромного дерева за окном. – Наверное, это случайность, что я нашла Антона. Как-то раз во время вашей охоты Антон снял противогаз, и я сразу поняла, что это мой сын. Он – просто копия отца, нельзя было ошибиться.
– Это была ты? – дернулся Аркан. – Эта постоянная слежка… Но как, объясни? Это что-то невероятное.
– Все расскажу, – кивнула Елена. – Я помню, как очнулась. Сначала думала, что умерла, но у меня откуда-то взялись силы. Помню, как меня охватила паника и я обезумела – плакала, металась, звала детей. А потом пошла наугад. Брела как потерянная, куда глаза глядят. Этот туман накрыл несколько кварталов. Я падала, вроде бы теряла сознание, но потом приходила в себя и снова шла. Наверное, я вышла к Сенной площади, а потом спустилась вниз к Волге. Помню, как упала на берегу возле самой воды. Не знаю, сколько я там пролежала. Смутно помню каких-то людей, которые пытались поднять меня, положить в лодку. У меня даже не было сил говорить. Как мне потом рассказали – я провалялась без сознания почти неделю. Они думали, что я не выживу.
– Кто это был? – недоуменно спросил Аркадий.
– Стекольщики, – отозвалась старуха. – Они уже несколько раз плавали на лодках на нижегородский берег – искали выживших и хабар. Мне чудом повезло – они нашли меня на Гребном канале и подобрали. Я была без химзащиты, и они даже не сомневались, что я умру.
– Невероятно, – только и смог выговорить Аркан, глядя, как Антон шевелится во сне. Глядя на руки сына, охотник заметил, что на коже у того такие же шрамы, как и у старухи. Что это могло значить? Аркадия снедало нетерпение, его так и подмывало расспросить старуху об этом, но он не смел торопить или перебивать ее. И Елена продолжила:
– Я хотела умереть, но чудом выжила. И когда очнулась, то первым делом позвала доктора и сказала ему, что я смертельно больна. Думала, что уже поздно, что заражу всех в убежище. Они поместили меня в изолятор, и все равно продолжали лечить меня, как могли, несмотря на то, что я рассказала. От врача я узнала, что нахожусь в убежище под Борским стекольным заводом. Несмотря на лечение, у меня было несколько приступов, и после одного из них я упала и потеряла память.
– Ты все забыла? – спросил Аркан.
– Тогда – да, – ответила Елена. – Но им удалось меня вылечить. Я жила в их убежище, словно тень. Без родных, без памяти, без души. Доктор удивлялся, как вообще я смогла выкарабкаться, ведь я получила смертельную дозу радиации. Я не знаю, что это была за болезнь – рассказывали после, что на город сбросили не только ядерные бомбы, но и еще какие-то. Врач предполагал, что мой организм выработал своеобразный «иммунитет» к радиации. Нормальный человек на моем месте точно бы умер. Я потом вспоминала тех уголовников, что захватили наше убежище – они же тоже получили большую дозу, но выжили. И тогда я поверила врачу.
– И ты жила со стекольщиками? – тихо спросила Диана.
– Да, дочка, – кивнула старуха. – Первое время я жила у них. Каким-то чудом вспомнила, что до войны работала в больнице медсестрой. Доктор взял меня в госпиталь, а я была рада, что мне нашлось хоть какое-то применение. Но меня все время мучили видения, кошмары. Память возвращалась обрывками. Я видела по ночам мертвых детей, и просыпалась в слезах. Мне казалось, что я начала сходить с ума.
– Память вернулась к тебе? – спросил Аркан.
– Уже потом, – сказала Елена. – Мое безумие дошло до того, что я хотела покончить жизнь самоубийством, но мне не дали. Стены убежища давили на меня, и когда я узнала, что за Октябрьским есть поселение людей-мутантов, которые живут на поверхности, я попросила отпустить меня к ним. Радий сначала сопротивлялся, говорил, что я погибну, но я сходила с ума в убежище, и в конце концов мне удалось уговорить его. С очередным караваном я ушла в Путьково, к селянам.
