Подполковник Гроот Анисето очень любил лошадей, но профессиональный долг обязывал его не просто играть, а выигрывать войну.
124. Плетение нейронной сети
Очень славно, что ты не рождаешься в клоаке большого города. Маленькие населенные пункты гораздо полезнее для физического и психического здоровья. Говорят, именно на маленьких городах может базироваться социализм. Убивает его гниль гигантских мегаполисов. Ведь в больших городах много нор, в которых с удобством прячутся до срока черви разложения. Так говорил отец. Он был умным человеком, получил институтское образование еще при Кастро. Кстати, отец как в воду смотрел. Ведь его и правда прикончил большой город — столица страны Гавана, — когда однажды он выбрался туда по делам. Убил его и маму. Но это случилось много позже. А пока…
— У меня дядька живет в Америке в штате Джорджия. Знаешь, какой у него огромный дом? — это говорит Лопе Корбо, толстый мальчик одиннадцати лет.
— Гринго хорошо живут за счет всего земного шара, — спокойно, без угрозы обрывает его Фидель Кассасия, мальчик такого же возраста, но меньшего роста и потому не опасный.
— Ха! — кривит губы в позиции превосходства Лопе. — Где ты наслушался этого бреда?
— Это сказал мой отец, — так же спокойно, без нервов поясняет Фидель. Тут же, без всякого перехода он бьет империалистического прихвостня под дых. Затем, когда тот сгибается, дважды добавляет коленом.
А когда толстый мальчик Лопе тихо хнычет, согнувшись калачиком, выясняется, что сам он никакого дядиного дома не видел и вообще в Америке еще не бывал. Теперь у него сильные сомнения по поводу преимуществ жизни дяди, зато он ведает, что мальчик Фидель не только лишен нервов, но и гораздо крепче, чем кажется. Кроме того, он пропагандирует коммунистические идеи не просто так, а в полной убежденности. И назвали его, понятное дело, в честь Фиделя Кастро. Уже сама открытая пропаганда дискредитированных идей, когда весь мир с умилением любуется социальными экспериментами либералов, должна была бы насторожить Лопе Корбо. Но он не додумался, видимо в силу возраста. Зато теперь он понимает, что с аргументами серьезной политологии, кроме не виденного никем дядькиного жилища, у него не слишком густо.
И сейчас, из знания сегодняшнего дня, ты запросто ассоциируешь себя с маленьким Фиделем Кассасия, потому что у тебя такое же имя и ты до сих пор не предал пропагандируемые тогда идеалы. Естественно, сейчас приверженцев у них гораздо больше. Теперь бы какой-нибудь Лопе трижды подумал, прежде чем прославлять лежащие за Мексиканским заливом ценности. Тогда, конечно, процветали другие времена. Главный революционер Латинской Америки умер. Какая-то свора сцепилась в битве за власть. По побережью стали мелькать деловитые гринго с севера, размечать участки для строительства отелей. Кто-то в Гаване прихватывал большие взятки. Девочки из университетов высыпали на обочины, поджидали яркие джипы с заграничными номерами.
Но главный номер у всей этой сволочи не прошел. Вначале перекосился взрывом и почернел «Хилтон» по центру столицы. Термические заряды полыхнули синхронно, в полночь. Апогей праздника. Одновременно с ежедневным салютом. Мало кто из перебравших гринго сумел выбраться на свежий воздух побережья из сорокаэтажного небоскреба. Там же остались и девочки. Расхваленные команды столичных пожарников не успели. Ходили слухи, что кто-то слил бензин и проткнул колеса старых советских «ЗИЛов-131». Раньше это называлось диверсия.
Потом снова пошла полоса инцидентов на американской базе Гуантанамо. Количество деловых гринго на побережье уменьшилось. Но в столице они все равно мелькали, уж больно их привлекали девочки, бросившие ставшие неинтересными университеты.
Куба страна не очень большая, всего сто четырнадцать тысяч квадратных километров. Поэтому однажды Фиделя Кассасия тоже занесло в Гавану. Трудно сказать, что его тогда больше привлекало: глянуть на черный скелет «Хилтона» — иллюстрацию так и не состоявшейся когда-то тотальной атомной войны, или пестрые, покинувшие царство науки девочки. Наверное, больше все-таки второе. Однажды, когда он проводил домой одну, только внешне похожую на тех, а оказавшуюся очень порядочной девчонку и возвращался назад, в общежитие к знакомым, ему повстречался американец. Скорее всего, гринго занесло на окраину то же обстоятельство, что и Фиделя. Погнался за красивыми ногами, выращенными в победившей дистрофию революционной стране. Теперь он плевался и не понимал, как это получилось, что с ним распрощались у подъезда и не покусились на красивую бумажку с изображением похороненного с почестями президента.
Дело происходило далеко от центра, Куба не относилась к странам ОПЕК, с бензином имелись сложности, и потому машины с шашечками на бортах сюда добирались редко. А гринго вырос в разбалованной стране, там не привыкли делать много шагов подряд без автомобиля. Так что он стоял и ждал у моря погоды. В отличие от Фиделя, который был вполне готов пересечь город своими ногами насквозь, ибо исходное общежитие помещалось на другой стороне столицы.
Американец был мелковат, совсем не такой, как виденные ранее часовые на базе Гуантанамо. Но и Фидель Кассасия тоже не внушал трепет. Этот янки был не первым обманувшимся внешними габаритами.
— Эй, человек, — окликнул он Фиделя, — не подскажешь, когда здесь ходит автобус или что-нибудь. Не могу дозвониться до такси.
На испанском он разговаривал вполне сносно, но Фиделю очень не понравился его начальственный тон. Возможно, янки и считали себя хозяевами всего мира, однако Фидель Кассасия здесь родился и вырос. Он оглянулся вокруг. Время было позднее, ярко манящий огнями центр далеко; отсутствие собственной нефти привело не только к уменьшению популяции транспорта, но и к экономии электроэнергии на окраинах. Все люди в окрестностях спали.
— Не дадите прикурить? — спросил он американца, меняя направление движения.
Гринго полез в карман за сигаретами, а может, за сотовым телефоном или за пистолетом, не время было уточнять. Фидель не курил, сигареты ему были до лампочки. Зато он сократил дистанцию до нужного предела.
— Янки? — уточнил он на всякий случай, во избежание ошибки.
— Ес, ес. Техас, — кивнул гринго, демонстрируя белизну зубов даже здесь, в тусклом свете одиноко горящего масляной лампой окна.
Фидель Кассасия стукнул его в живот, а потом, когда враг привычно согнулся пополам, добавил коленом. После этого он нащупал его толстую шею и сдавил горло. Вот так он впервые убил американца и вообще человека.
