— Религия.
— Да. Это тебе и прививка и лекарство, и спасение самой биологической системы. И цель и средство, причина и следствие.
— Получается, мы строим не только будущее, но и прошлое.
— Мы — да. Закладываем будущее будущего.
— Конечно. Не очень повезло лишь промежуточному звену. Но «голове» змеи на это ровно, «хвост» же имеет свойства регенерации и сколько не отрубая, вновь отрастет.
— Расстроилась?
— Нет. Пытаюсь переварить все это и привыкнуть к мысли, что несу ответственность, — руки развела — слов не хватало. — За начало и конец.
— Гипотетически нет ни того, ни другого.
— Да. Спираль, я в курсе. Новый виток, а не финиш… Нет, не змеи — змии — мудрецы и хитрецы. А Эдем у нас — инкубационная лаборатория, парник для «хризантем».
— Кроманьонцев. Удачно получилось, заполнить пустоту меж обезьяноподобным и человеком. Правда, начинать пришлось в конце палеолита.
— Естественно. Зато потом, "цветы жизни" подросли — пора и в путь, начинать претворять в жизнь программу змиев. Вкусив их плод познанья и раздора, получив четкую схему психо-физической организации человека выкинули в дикую природу, на освоение предназначенного ему мира. Логично. Подозреваю, здесь и мои «дети» бегают.
— Как и мои, и всех, кто сдавал клетку в цитобанк.
— Естественно. ДНК чуток изменено, чтобы «детишкам» было с чем «играть» в последствии, создавая группы «яслей» — генетику, биологию, селекцию, медицину. И идти строго по заданному пути развития, вложенному в то, что они исследуют. И довести до совершенства, что было совершенно. Прикол: люди думают, что идут вперед, сами двигаются назад. К истоку. Да, согласна, довольно скандальная тайна. Не каждый пережует и переживет.
— Ты дала подписку о неразглашении, — напомнил Иван.
— Не беспокойся, даже если б не дала — все равно бы молчала. Я не осуждаю, Иван, я всего лишь пока пытаюсь понять и свыкнуться с открытием. Я словно лягушку съела — тот еще деликатес. Но говорят, съедобна и об отравлениях не слышала. Значит, выживу, переварю с пользой для дела и тела.
Федорович кивнул, прекрасно понимая Стасю.
Надо отдать ей должное — держалась она для полученной информации достойно. В свое время он чувствовал себя подобно ей, немного оглушенным и растерянным, потерянным вернее. Наверное, месяц приходил в себя, осмысливал.
— Ты как? — обнял ее.
— Нормально.
Задумчиво посмотрела перед собой:
— В прошлом — фантомы, значит и в будущем?
— Да. Наши мысли и идеи, что пока не материальны. В наших руках реализовать их, проявить или оставить нереализованными.
Стася кивнула: человечеству, как ребенку дали возможность играть и тем получать необходимые навыки, опыт, знания. И если отойти от субъективности, встать над собой и эмоциями, получалось — все верно и правильно. Путь был проделан тяжелый, порой жесткий и печальный, но как дитя сначала учиться ходить, и не обходится без падений и шишек, потом читать, писать, и получать «посредственно» за невнимание, лень, «отлично» за усердие, целеустремленность, так здесь и наоборот быть не могло. Принципы и законы одни как для одной клетки, так и для всего организма. Что проявилось в малом — проецируется на большое и наоборот.
— Гибель империй — лечение патологии и показательный урок, как учебное пособие.
— Если одна рука развивается быстрей другой что будет?
— И войны нужно было пережить, чтобы научиться миру, наесться золота и материальных благ, до тошноты напитаться кровью, пролитой за место под солнцем, чтобы понять, что истинная ценность и богатство в гармонии, любви, духовности.
— Да. До абсурда довести некоторые ситуации, чтоб показать их уродливость и ненормальность.
— Дитя не сразу понимает, что камень может убивать и разрушает даже слово. И рамки догм на определенных порах нужны, как опора для становления. Пока ребенок не готов самостоятельно ходить, анализировать, не научился управлять своим телом и разумом, отправлять его в самостоятельное плаванье неразумно.
— Он может убиться. Я рад, что ты все верно поняла… Видела Илью?
Стася покосилась на Ивана и скрывать не стала:
— Видела. Он сказал.
— Так и понял. Как он?
— Устроился довольно хорошо. Ты знал, что их обратно не пустят?
— Да. Прости, но тут работает закон, который тебе прекрасно известен. Выбор был трудный, но иного быть не могло. Из-за пяти человек не должен страдать миллиард, и наши эмоции и чувства тут не в счет. Сказать же тебе, как понимаешь, я не мог.
— Он заподозрил, что ты был в курсе.
— Халатность диспетчера, тот вовремя не снял предыдущую программу и вот результат. Мне жаль.
— Илью? Ему неплохо. Богат, успешен, о центре вспоминает с ненавистью и неприязнью. Претензии к тебе. Обижен, зол. Но предприимчив, не пропадет.
— Ты на него обижена.
— Нет. Не ожидала, что он настолько изменился.
— Скорее ты, чем он. Илья всегда был немного злым и завистливым, нетерпимым и ловким. Я не сомневался, что он выживет и приживется в любых условиях, в любом обществе. Об одном жалею — что дал ему клятву присматривать за тобой и…
— Не претендовать?
— Да. Но все изменилось.
— Нет, Иван.
— Стася…
— Не надо.
— Почему? Привязана к нему до сих пор?
— Нет.
— Чиж?
— И ты, и Николай прекрасные, замечательные люди, но я не готова строить отношения, с кем бы-то не было.
— Понимаю. Обещаю, пока не тревожить тебя.
— Спасибо, — поцеловала в щеку. — За все — спасибо.
— Можно назад, да? — улыбнулся, не скрыв довольства от благодарности.
— Как скажешь, — плечами пожала. Эмоции схлынули и, все что она узнала, увидела, больше не претило и не третировало. Пришло осознание, что сама бы поступила так же.
Дома она вдруг поняла, что вольно ли — невольно изменилась.
В гостиной собрались три группы патруля и устроили «банзай» по поводу присвоения ей звания, а Русанова не понимала — чему они радуются. Какая мелочь, ерунда — звание. Что оно? Ну есть и есть. Гораздо важнее было то, что она узнала, и сейчас осмысливала. И приходила к выводу, что увеличилась ответственность и только. Ни одной негативной эмоции она не испытала, но будто повзрослела на века, чуть поднялась над плоскостью, в которой жила, в которой здравствовали ее товарищи в счастливом невединии.
— Ты не рада? — решился приобнять ее Чиж.
— Что ты, очень.
— Отчего же грустна?
— Задумчивая, — улыбнулась и с удивлением отметила, что смотрит на Николая по-другому: не только как товарищ и друг, еще как мать, сестра жена и дочь. Все испостаси разом слились в одну и увели в сторону от мелких связей и ненужных переживаний. Илья показался далеким и ненастоящим, похожим на картинку в архивном документе. Есть, но вроде нет. Прошлое, настоящее и будущее словно застыло, остановив свое течение и, намекнуло — ты теперь вне нас. Ей правда показалось, что она вне временного поля, как белка бегущая в колесе вдруг вышла из него и посмотрела со стороны и на себя, и на клетку, и на колесо в котором бесконечно крутилась. И поняла, что в ее власти, воле и будущее и настоящее. Крутить ли дальше колесо или остановить совсем.
