Жизнь – странная штука, припрет – и поневоле начинаешь делать то, что раньше казалось диким. Ту же воду ведь тоже приходилось пить из речек и ручьев, надеясь при этом, что многочисленные прививки, полученные с самого детства, спасут от возможных болезней.
Вначале путники пытались выйти на связь чуть не непрерывно, затем – заставили себя совершать процедуру три раза в день. Ну, может, четыре, когда становилось совсем невмоготу. Потом же стало пропадать даже желание поскорее оказаться в цивилизованных местах, да и вообще все желания и даже страхи. Остались самые простейшие чувства – усталость, голод и жажда.
Прихваченное с собой вареное мясо быстро протухло, а больше пристрелить никого не удавалось. Приходилось довольствоваться какой-то мелочью, а как итог – случайно пойманная в реке рыбина была съедена сырой без каких-либо приготовлений.
Одежда вначале запылилась, затем – загрязнилась, а в довершении стала превращаться в лохмотья. И никто, ни Ялан, ни Браминда, не могли объяснить, почему до сих пор не бросили сумку с боеприпасами. Наверно, даже на это не хватило ума.
– Не могу, – просипела Браминда, тяжело опускаясь на камни.
Всему существует предел, и вот он, похоже, наступил.
Ялан тяжело плюхнулся рядом. Лучше уж смерть, чем подобное существование. Некоторое время оба сидели, тяжело дыша и тупо глядя перед собой. Все было кончено. Путники понимали – они проиграли, и поход не может закончиться ничем, кроме смерти.
Однако порою случаются откровенные чудеса. Ялан машинально взял в руки пенальчик связника, и вдруг обнаружил, что они уже в зоне приема.
Остальное было проще. Вызов мобиля, благо, как ни странно, никто не попытался после бегства заблокировать потребительские кредитки, и вот теперь машина приближает их к цели путешествия.
Только радости почему-то нет. Наверно, осталась где-то на долгой дороге…
95– Терпение лопнуло, – Низим говорил вроде бы негромко, но слова разлетались над толпой, и жадно впитывались слушателями. – По всем землям люди берут в руки оружие, и в ближайшее время здесь появятся те, кто хочет отомстить. Последней каплей стало уничтожение Джелаля. Мирный город, ничем никому не угрожавший, был стерт с лица земли ракетами отступников, жители уничтожены, и только правитель спасен рукой Неназываемого. Там, ближе к равнинам, уже проделан проход в защите. Скоро воины всех стран могучим очищающим потоком хлынут на территорию Элосты, и тогда эти земли с полным основанием получат название Благословенных.
Большинство в толпе внимало оратору с нескрываемой радостью, но находились и такие, кто вовсе не жаждал перемен. Человек привыкает ко всему, а не так и плохо жилось самозваным поселенцам. Никто не трогает, не обращает внимания, стоит ли зря дразнить хозяев?
Справедливости ради, таковых людей среди поселян было меньшинство, но все-таки они были. Люди-то разные. Практически вся молодежь и многие люди в возрасте вполне искренне выразили готовность принять участие в святом походе. Вдобавок ко всему, месть бывает выгодной.
В селении имелся десяток рабов. Гордые в привычных условиях элостяне, волею самых разных обстоятельств оказавшись в плену, мгновенно утрачивали и гонор, и лоск. Трудиться они не умели, однако боль – лучший из учителей, и после соответствующего воспитания те, кто по-настоящему хотел жить, работали изо всех сил. Кто же не хотел, что ж, насильно на этом свете никого удерживать нельзя. Вольному – воля, даже если это презренный раб.
Обо всех подобных делах и пошла речь уже не на общем собрании, а в кругу людей уважаемых, тех, кто поведет отряды на бой с врагом.
– Мой брат должен выйти спустя пять дней после меня, – не спеша рассказывал Низим. – С ним две сотни отборных воинов. Я просто вышел пораньше, чтобы лучше разведать обстановку. Ну и подвести вам кое-что из оружия, чтобы затем можно было сразу пощупать местных. Основные же силы тронутся через горы не раньше полной луны. На равнине – дело иное, там, насколько говорили знающие люди, уже идет война, и армии стремятся туда наперегонки одна за другой. Но путь через горы тяжел, и трудно пройти большому количеству сразу. Нужна подготовка. Так что, мы будем тут первыми.
Быть первыми всегда приятно и прибыльно.
– Тут до столицы четыре дня хода, – заметил один из стариков. – Воины из местных – никакие. Помню, во времена моей молодости нам удалось проникнуть за ограду города и прихватить с собой пленных и кое-что из вещей. Это было славное дело.
– Удалось, говорите? – спросил Низим, хотя давно слышал об этом случае.
Старик кивнул.
– Они беспечны. Город не охраняется, и требуется лишь немного отваги. И, конечно, воины. Там столько народу, что малыми силами столицу не взять, но пройтись по окраинам можно.
В доме повисла тишина. Каждый из присутствующих прикидывал, стоит ли попробовать повторить давний подвиг и какой в таком случае будет награда? Много с собой не унести, однако рабы пока тоже в цене. Пока – до прибытия основных сил, когда счет пленных будет идти на десятки тысяч, и они пойдут за бесценок.
– Знаешь, старик, – «старик» было словом уважаемым, и Низим даже склонил как полагалось в подобном случае голову. – Надо попробовать.
У него имелся свой резон. Чем больше у воина славы, тем охотнее идут к нему в отряд. А чем больше воинов, тем больше добыча. Война дает уникальные шансы стать сильнее, выделиться среди всех, если ты не трус, и правильно ведешь дело.
Трусом Низим никогда не был. Более того, не в первый раз пересекая границу в горах, пользовался определенным авторитетом, и лишь нехватка средств мешала ему увеличить отряд до размеров небольшой армии.
Так почему бы не попробовать? Если первый пробный налет будет успешным, тогда с приходом младшего брата можно будет взяться за столицу более основательно. Тут пока главное разведать, узнать, а для такого вполне хватит имеющейся полусотни отборных людей. Да и селяне явно не будут сидеть сложа руки. Им-то рабы нужны не для продажи…
96.
Странно, но столь привычный с раннего детства город теперь казался чужим. Как и повсюду, в Хитхане горожане редко вылезали из своих домов, разве что, вечерами ближайшие заведения соответствующего профиля были более-менее наполнены людьми, но и не столь частые прохожие пугали. За время, проведенное в дороге и показавшееся вечностью, беглецы настолько отвыкли от людей, что даже два-три человека казались им толпой. Причем, толпой не просто в значении людского сборища, а в виде чего-то неконтролируемого, несущего скрытую угрозу.
Вдобавок, путники словно забыли, как вести себя посреди жилищ, и чувствовали неловкость, боязнь на что-нибудь налететь, или сделать не так, хотя повсюду господствовали свободные нравы, и никакое поведение удивить никого не могло. Хоть пляши посреди улицы, хоть валяйся у дома – кому какое дело? Свободный человек, твори, что хочешь. Преступлением считалось практически только нападение на других людей, и для предотвращения подобного кое-где на углах стояли механические полицейские, а порою по улицам проезжали мобили с полицейскими-людьми. Но подобные нарушения случались чрезвычайно редко, и работы у службы охраны спокойствия было мало.
