— Выйдет, обязательно выйдет. Но не толпа. Толпа может требовать дешевого алкоголя или всеобщего равенства, что в ее понятии очень часто одно и тоже. Когда же люди выходят на улицы и требуют от своих политиков прекращения геноцида, творимого другим государством, то это уже народ. А без их прощения я как-нибудь проживу.
— Смотри, можешь и не прожить, — предупредил Рой.
Если до сих пор Дескин мог контролировать ситуацию, то теперь события понеслись как взбесившаяся лошадь. Единственно, что оставалось, так это попытаться удержаться у нее на хребте и не свалится ей под копыта. И хотя его консультант по политическим технологиям университетов не заканчивал, практический опыт у него был огромный, пока его прогнозы сбывались полностью. С раннего субботнего утра люди начали собираться у астенойского посольства. Количество собравшихся стремительно росло и двум полицейским, дежурившим у посольства тоже стало прибывать подкрепление. Двери посольства были наглухо закрыты. Если бы кто-нибудь из дипломатов или персонала посольства рискнул появиться на улице, то его бы наверняка немедленно линчевали. Около одиннадцати часов, подогретая самозваными ораторами толпа прорвала редкое полицейское оцепление, и в окна посольства полетели камни и палки. Специальному отряду полиции удалось оттеснить людей от посольства, но ни одного целого стекла на внешнем фасаде здания не осталось. Непонятно было, откуда в закатанном в асфальт и тщательно вылизанном дипломатическом квартале нашлось столько метательных снарядов. Не иначе, с собой принесли.
Потерпев поражение, и слегка выпустив пар, народ двинулся к Сенату. Ушли, впрочем, далеко не все. Часть собравшихся продолжила пикетирование посольства, развернув самодельные плакаты. «Астенойцы — кровавые ублюдки», самое мягкое определение, которое можно было найти на развернутых полотнищах. Стало ясно, что выходные у республиканского правительства безнадежно испорчены.
Дескин и Эскалера наблюдали за людской рекой, текущей по столичным улицам к Сенату, находясь в офисе, который правительство Сагитториуса продолжало арендовать на пересадочной станции. Эскалера оторвался от экрана коммуникатора.
— По-моему, пора.
Вольдемар кивнул.
— Хотел бы поехать с тобой, но меня там не ждут. Справишься?
— Когда прежнее руководство профсоюза попалось на сговоре с руководством компании, то мне, как новому председателю пришлось успокаивать пять тысяч разъяренных шахтеров. Ничего, справился.
— Здесь не пять тысяч, а около сотни.
— Больше, Вольдемар, намного больше, но это наши сторонники. Кстати, скоро мне надо будет подыскивать нового секретаря.
— Почему?
— У Амаэль задержка.
— Какая задержка? — не понял Дескин.
— Женская.
— Женская?
— Вольдемар, в некоторых вопросах ты настоящий ребенок, но есть высокая вероятность, что в ближайшее время станешь отцом.
— Так значит…
— Вот именно. Оставляю тебя переваривать информацию, а мне пора.
— Я с Вами, я должен ее увидеть.
— Нет. Ты должен быть здесь. И передавать ей я ничего не буду, я не почтовый ящик. Когда увидишь, все скажешь сам. А пока подумай.
Эскалера заторопился, спеша попасть на челнок, идущий в столичный космопорт.
Дескин продолжал следить за новостями по коммуникатору. Около четырех часов после полудня на площади появился пузатый бородач, который сразу захватил импровизированную трибуну. Еще через час через толпу начали пробираться лимузины сенаторов — было срочно назначено внеочередное заседание. Приблизительно в это же время народное возмущение растеклось по всем республиканским планетам и начало выплескиваться за пределы республики. В шесть часов представителя правительства Сагитториуса пригласили на заседание Сената. Площадь взорвалась ликованием.
— Дожми их, Тьер, — вслух произнес Вольдемар, — я в тебя верю.
Около восьми вечера Дескин наткнулся интервью, где управляющий фондом «Помощи жертвам тоталитарных режимов» гордо заявлял, что именно их фонд первым пришел на помощь жителям Сагитториуса и скромно не отрицал, что основным донором фонда является «Астгартус майнинг компании». Дескин тут же связался с офисом компании и попросил возникшую на экране девушку соединить его с председателем совета директоров. Судя по реакции, Фабин находился на рабочем месте.
— Как Вас представить, — поинтересовалась девушка.
Вольдемар домыслил традиционную непристойность, но вслух произнес только.
— Вольдемар Дескин.
Помурыжили его недолго, всего минут десять.
— Здравствуйте, господин Фабин, — расплылся в радушной улыбке Вольдемар.
В ответ председатель пробурчал что-то невнятное, видимо, этому разговору не очень обрадовался.
— Как видите, я держу свое слово, — продолжал цвести Вольдемар, — теперь никому и в голову не придет обвинить Вас в финансировании «пиратской банды Дескина». Только что управляющий фондом рекламировал «Астгартус майнинг» как главного спонсора борьбы Сагитториуса за свою независмость.
— Короче, — прервал поток его красноречия Фабин, — чего Вы хотите?
— Да у нас тут долгов немного накопилось, миллионов на десять. Подкиньте чего-нибудь на бедность. Я думаю, за последние сутки фонд существенно пополнился.
— Даже не представляете на сколько, и деньги продолжают идти. Ваши долги будут оплачены, но впредь по данным вопросам обращайтесь к управляющему. Вы здорово подмочили мою репутацию в глазах коллег, и дальнейшее общение с Вами ее сушке не способствует.
Фабин отключился еще до того, как Вольдемар успел закончить фразу.
— Крайне признателен, господин председатель.
После чего он позволил себе беззвучно рассмеяться и снова прилип к экрану коммуникатора.
Ближе к полуночи Сенат разродился нотой в адрес астенойского правительства. Содержание документа появилось в новостях еще до того, как его физический носитель успел покинуть пределы сенатского здания. Любой, кто хотя бы бегло ознакомился с содержанием ноты, мог бы дать ей однозначную характеристику — ультиматум. Суть его сводилась к следующему: во избежание серьезных последствий, Астене предлагалось в кратчайший срок убраться из системы Каппа Сагитториуса. Срок, отведенный для ответа — двое стандартных суток с момента официального вручения. Конкретные последствия не назывались, но самому неискушенному в политике человеку было понятно, чем все это может закончиться. Так было даже страшнее и непонятнее, к тому же оставляло широкие возможности для маневра. Без внешней поддержки Астены, весовые категории противников были несопоставимы. А в том, что никто не поддержит астенойцев мало кто сомневался.
