И тогда сбудется задуманное. «Иннар» уйдет в первый рейс без волвеков, Дауру придется понять, что такое настоящая дикость. Релат охватит паника. Все хитрые интриги Риана обратятся в прах вместе с миром людишек. Хьёртт познает изоляцию, к которой он не готов. И не сумеет подготовиться к ней за три с небольшим десятка лет, оставшиеся до намеченного ан-моэ раскола…
Мог ли тогда Йенхо предположить, что двадцать три года спустя он сам окажется в изоляции и будет, по сути, просить помощи у врага более опасного и непримиримого, нежели ан-моэ Витто или даже Даур Трой – у Риана… Конечно нет.
Проследив через окно, как удаляется от дома вожак, и убедившись, что поблизости нет наблюдателей, ан-моэ позволил себе выбраться за порог. Йенхо прежде не бывал в таком куполе, малом, обычно не принимающем гостей и туристов. Оттого и прорвался со скандалом, много раз упомянув статус высшего и право немедленной встречи с вожаком. Здесь, справедливо полагал айри, можно присмотреться к жизни стаи в ее естественной среде обитания. Такой опыт по крайней мере интересен. Не исключено, что он даст ответ на один из самых сложных вопросов взаимоотношений Релата и Хьёртта: по какому принципу волвеки отбирают тех, кому разрешают переселение в свой мир? Ведь на Хьёртт рвутся чуть ли не с боем, вопреки усилиям немалого числа высокопоставленных айри и людей, стремящихся создать образ стаи, как сборища желтоглазых нелюдей, дикарей, мутантов… И все равно на каждое объявленное вожаком Дауром свободное место в куполах его планеты претендуют не менее десяти тысяч соискателей. Подумать страшно! О столь жестокой конкуренции давно не мечтает Академия, придирчиво выбирающая учеников из двух миров… Десять тысяч! А ведь предлагается обычно даже не переселение, лишь временная работа.
Йенхо сел возле двери на диванчик, предварительно пощупав его рукой. Ажурный, из темного гладкого материала, похожего вроде бы на древесину. Прутики толщиной в мизинец. Но держат, и сидеть удобно, спинка умеренно прогибается, пружинит.
Дорог и даже тропинок под куполом нет. Весь грунт покрыт слоем травы, невероятно густой и ровной, темной, сухо и странно шелестящей в безветрии. Дома стоят достаточно просторно, чахлые кустарники, гордо именуемые на Хьёртте деревьями, прихотливо гнут ветви, разворачивают к солнцу бурые овалы неказистых листьев. Серый мир, пыльный, неинтересный. Зачем сюда едут люди? Жить в безысходной изоляции куполов, чужаками, все больше дичая и отрываясь от родной цивилизации… Йенхо огляделся. Пусто, взрослых ни души, только детвора крутится стайкой поодаль, явно воспроизводит охоту на кунгов. Вон довольно рослый волвек лет двенадцати, еще не утративший волосы на голове и по-детски тощий, изловил добычу: человека вдвое младше, ему такого сломать – одно движение. Однако же оба довольны друг другом. Малыш пищит и норовит укусить старшего за руку, вырваться и снова стать «свободным кунгом»… Примитивные игры дикого мира. Йенхо вздрогнул, ощутив взгляд. Внимательный, упрямо и неумело норовящий прочесть сознание. Обернулся.
Человеческая девочка лет шести-семи. Тощая, бледная, в вязаной шапочке на совершенно лысой голове. Одета в платье с широкой юбкой и бесконечным числом оборочек и рюшей. Явно гордится нелепым нарядом: то и дело взбивает легкую ткань левой рукой. Правая сжимает за спиной самодельную игрушку: длинную, почти метровую тряпичную хчелу. Девочка все стоит, терзая игрушку уже обеими ладошками.
– Я поняла, ты – людь, – наконец сообщила она свой вывод.
– Что за чушь! – возмутился Йенхо. Чуть сбавил тон: все же ребенок, а волвеки становятся агрессивны, заметив угрозу младшим, такое их поведение давно известно.
– Конечно, людь, – кивнула нахалка. – Я знаю. Два года назад я жила там, где все были люди. Только я плохо помню. Там все чужое. Холодно, больно. Злобственно. Как у тебя внутри, в голове. Заросли из мыслей колючие, криво, тесно, опасно…
Девочка прикрыла глаза и еще раз кивнула, заново оценивая свои «взрослые» выводы. Посмотрела на айри с жалостью, чем взбесила его окончательно. Улыбнулась, прижала хчелу к груди:
– Здорово, что меня нашли наши. Человекам с людью нельзя путаться. Нам от них плохо.
– «Человек» – единственное число, – мягко указал на ошибку айри, смирив раздражение и даже внутренне радуясь: у ребенка можно выведать то, что никогда не сообщат старшие. – «Люди» – множественное. Но и то и другое говорят про один вид разумных. Ты человек, а вы вместе с тем вот малышом – люди.
– Ну нет же, – всплеснула руками девочка. – Мы вместе – стая. Люди не рычат и тайком не бегают в пустыню, не знают сказки тети Тайи. Люди не бывают вместе, даже я знаю. Ты людь. Я хотела спросить: скоро уйдешь? Ты больно злишься, даже заснуть тяжело сделалось. Уходи, ладно? Тебе нет у нас дела, и игры нет подходящей, и семьи…
– Ты не устала свою игрушку таскать? Садись, поговорим еще. Хочешь вкусненького? – ласково предложил Йенхо. – Я угощу тебя и расскажу про людей и другой мир, покажу красивые картинки. И ты мне объяснишь снова, в чем разница. Я пока не понимаю. Ты поможешь?
– Нет. – Рядом с девочкой уже стоял удачливый двенадцатилетний ловец кунгов. Смотрел исподлобья карими глазами, уже начинающими светлеть по кромке радужки во взрослый желтый тон. – Ей нельзя с тобой. Ей совсем нельзя нервничать. Спроси, что хотел, у меня. И уходи. Сразу.
– Как скажешь. – Йенхо насторожился при явной агрессивности. – Почему вы все меня гоните? Я дурного не делаю, я гость вожака, вы должны быть хотя бы вежливыми. Разве старшие вам не говорили?
– Люди делают мир тусклым одним своим взглядом на него, – презрительно скривился мальчик. – Мы все ждем, когда ты уйдешь, потому что солнце снова сделается живым лишь после этого. Из-за тебя даже трава плохо растет. Ты умертвляешь все вокруг, пытаясь его оценить. А мы вежливые и терпим, нам старшие пояснили, что так надо. Мы даже с тобой разговариваем. Хотя это сложно. Ты же нас едва понимаешь.
– Фэр! – Девочка утратила интерес к разговору, отвернулась, роняя игрушку и поднимая вверх свои тонкие ручки.
Взрослый волвек – мокрый, только что из душа, в одних штанах, даже без рубахи – с разбега упал на колени перед малышкой. Обнял, зашептал на ухо:
– Какое у тебя платье, хчелка! Сама придумала? А ну, покрутись. И рукава… это называется колокольчиком, да?
– Я тут сама пришила рюшечки, и здесь тоже, – обрадовалась девочка, улыбаясь и даже розовея от удовольствия. – Мама сказала, ты не скоро приедешь. Я скучала.
– Вырвался. Иди домой и скажи маме, что я забираю тебя патрулировать долину. Поняла? Транспорт уже готовят, мы уходим через пятнадцать минут. Только не беги, без тебя я никуда, обещаю. Норх, – волвек обернулся к старшему из детей, – проводи и присмотри. Поедешь с нами.
