Николай Полунин - Цербер

— Для нас это не проблема.

На столе в огромной кастрюле Павел что-то энергично делал руками, Гоша и Зиновий сидели по сторонам и каждый занимался своим делом: Гоша — стаканом, а Зиновий Самуэлевич просто присутствовал.

— Это был баран, — пояснил Павел. — В нормальных условиях шашлык готовится за два часа. Подай-ка мне хмели-сунели, Зиновий.

— У меня! — Гоша поднял пакетик высоко над головой.

— А ты, клептоман, молчи. Ворюга. Знал бы ты. Братка, как мы в местном храме потребления отоваривались. В машине чуть рессоры не лопнули. Я тетку беседой занимаю, а этот ходит, моргает, полки очищает. Хорошо, ящиками не хватал.

— А чего? — сказал Гоша. — Зато надолго хватит… то есть я хочу сказать… — Теперь, — перебил Павел, — нарежь-ка ты мне, Зиновий, еще пару лимончиков.

По тому, как осекся Гоша и Зиновий Самуэлевич глянул на него коротко, Михаил понял, что основная беседа с ними проведена, и положение свое они понимают. Даже если не верят, то имеют направление мыслей.

— Где барана взяли?

— А это дикий, — не моргнув, сказал Павел. — В лесу приблудился. Гошка с ним полдороги в обнимку ехал.

— Бать, проводи.

На крыльце он оглядел срубы и непокрытые стропила поселка. Радом дымил полупрогоревший мангал, выставленный на расчищенное от опилок место.

— Не всполошатся хозяева, что огонь развели? — спросил он, на что Павел указал еще на два поднимающихся дымных столба.

— Баран дикий-дикий, а большой, я поделился. Гошиной добычей тоже. За постой надо платить.

— Кто ты здесь, что тебя так принимают?

— Я здесь — неприятное воспоминание. Старые долги. Учти, Братка, через пару дней меня обязательно сдадут. Это сейчас они пока еще не расчухали, зачем мы и откуда, а стукнут непременно. Не ментам — так гопникам каким. Так что соображай.

— Я вернусь не позже завтрашнего утра, но на всякий случай начинайте ждать с рассвета. Ты «вертушку» пилотировать не разучился?

— Если чего попроще — вспомню. Опять ОНА?

— Я возьму попроще, — пообещал Михаил, не отвечая впрямую. С отвращением оглядел свою мятую запачканную одежду. — Видок у меня…

— Миня, а кто тебе «вертушку» даст?

— Добрый человек, — сказал Михаил. — Ты присмотри тут за братьями нашими меньшими. Как они отнеслись к тому, что ты им сказал?

— Гоше все трын-трава, были б «граммчики», а Зиновия я стараюсь расшевелить.

— Я заметил.

Михаил спустился к машине:

— Не попрощаешься?

— Зачем? Кстати, обрати внимание, Гоша перестал пьянеть, с чего бы? У алкоголиков так не бывает.

— Ерунда, закусывает хорошо. Бак полный, мы заправились. Оружие понадобится?

— У тебя есть где взять? Запасись, если так.

Он уже сидел в машине, но Павел все не отпускал его:

— Может, мяса дождешься? «Барбекю» как-никак, когда тебе имя «шашлык» не нравится.

— Их накорми.

— Так насчет ЕЕ?.. Михаил помолчал.

— Мне никогда и ничего не дается задаром, без дела. Вот помнишь, я на озере еще хотел тебе доказать? Дела не было, ОНА и не проявилась. И теперь так же. К народу иди. Батя, мне пора уже.

Павел отодвинулся, скрестил на груди тяжелые руки, спросил насмешливо:

— Выпустит тебя обратно твой добрый человек?

— А я ему жирную приманку приготовил. — Михаил посмотрел на Павла ясно и открыто. — Вас.

…Перед выездом с проселка на асфальт он остановил машину и вышел. Поднялся на небольшой пригорок и сел в пышную июньскую траву. Под каблуком прилепился невесть откуда прилетевший прошлогодний дубовый лист. У корешка еще держалась палочка с пустой желудевой шляпкой.

Сегодня под веками ничего не осталось. Ровное свечение, которое не складывалось ни в буквы, ни в голос, ни в картинки. Пустота. Он вдруг почувствовал, что остался по-настоящему один.

Если не считать уродливой лестницы из подвала, железной и гулкой, в остальном дача производила приятное впечатление.

— Очень мило, — сказала она Андрею Львовичу. — А наверху, я понимаю, спальни? Две, три, больше?

Она решила ни за что не показать ему охвативших ее смятения и растерянности. Впрочем, он казался взволнованным еще более, чем она сама. Не стряслось ли еще что-нибудь? За цветными стеклами веранды мелькали фигуры.

— Лена, что ты там делала?

— То есть?

К Андрею Львовичу подошел человек, шепнул на ухо.

— Не надо, — сказал Андрей Львович. — Сами видите, она вышла наконец, все отменяется. Пусть уберут механиков. — Вновь обратился к ней: — Лена, я жду ответа.

— Андрюша, — холодно сказала Елена-вторая, — что за странная нервозность? С какой целью эта суета вокруг? Ты вышел, я все обдумала, привела себя в порядок и пошла за тобой. Мог бы, кстати, кого-нибудь оставить у двери, еле дорогу нашла, благо недалеко.

— Сколько тебе понадобилось времени, чтобы «все обдумать»?

— Андрей, успокойся. Сколько понадобилось, столько и понадобилось… Андрей, что в конце концов произошло? Он сделал шаг в сторону и несколько секунд простоял к ней спиной, прижав ладони к щекам, так что очки задрались на лоб. Вернулся прежним, знакомым Андреем Львовичем.

— Все под контролем, старуха. Осматривайся, выбирай себе комнату по вкусу. За личными вещами откомандируем человечка. Персонал здесь сменный, девочки Ната и Нюта, обращайся с любыми вопросами по быту.

Андрей Львович отошел к цветному витражу, махнул кому-то снаружи. Его кейс лежал распахнутый посреди стола, сдвинутого в угол. Подмигнул Елене Евгеньевне, застегивая воротник рубашки.

— Андрей! — резко сказала она. — Из-за чего сыр-бор? Чем я тебе еще не угодила? Что случилось? Ну?

— Ровным счетом ничего. Ничего не случилось. Ты заперлась на блокированный замок и не открывала. Мы уже хотели резать дверь. Почти пять часов — за это время можно многое обдумать, я понимаю.

— Сколько? — Елена Евгеньевна решила, что он шутит. — Андрюша, дорогой, клянусь — от силы двадцать минут!

— Двадцать минут так двадцать минут, тебе виднее. Как угодно. Все может быть. Просто я перепугался, что там с тобою что-то… Глупость какая, верно? Как только в голову могло прийти.

Он успел в Москву до закрытия вещевок, переоделся и побрился в салоне «Альфы-Ромео», которую потом бросил там же, на Новоясеневском, прямо под щитом с планом. В неположенном месте поставил нарочно, из чувства протеста.

«Я знал, что меня не тронут по дороге обратно. Как заранее знал и то, что по пути туда следовало соблюдать предельную, пусть иногда чрезмерную осторожность.