Во мраке за пределами круга света Ксен шевелится, издавая урчание сервоприводов, однако не двигается. Он видит то, что упустил Джукар.
Второй не побежден. Еще нет. Вовсе нет.
Джукар поднимает глаза, и улыбка угасает у него на губах. Второй человек стоит прямо, его темные глаза блестят. Кожа побелела, а на челюсти подергиваются мускулы, однако он выглядит чрезвычайно живым. Сконцентрированным. Возможно, таким, как сам клинок.
Он осторожно тянется вниз и вытаскивает тебя из бедра. По ноге человека бежит свежая кровь. Кажется, он ее не замечает.
Джукар издает рычание и прыгает вперед. Ты рубишь вверх и поперек.
Джукар оступается, а затем падает на колени. Его руки нащупывают горло, на котором улыбается новый кровавый рот. Он падает, заваливаясь в растекающуюся лужу красного цвета артериальной крови.
Второй человек наклоняется и размазывает по твоему клинку еще больше крови. Та греет смертоносное лезвие.
Человек продолжает стоять на коленях возле Джукара, а вперед выходит Ксен.
— Поднимись.
Человек встает, внезапно лишившись сил от пережитого. Его зовут Криол Фоуст, и он проделал долгий, многолетний путь, чтобы оказаться здесь. Ксен смотрит на него, на свежеокрашенном металле шлема светятся зеленые линзы.
Ты поднимаешься в раскрытых ладонях Фоуста, клинок все еще блестит от кровавого благословения. Фоуст склоняет голову, поднося тебя обратно своему хозяину.
Ты чувствуешь прикосновение Ксена, жизненная сила в его жилах столь насыщенна и близка. Ты жаждешь его душу, однако он, похоже, ощущает это и отводит руку.
— Маджир, — произносит Ксен. От этого слова, произнесенного вслух, Фоуст начинает дрожать. — Доверенный. Клинок твой.
Ксен разворачивается и уходит прочь. Только тогда Фоуст падает на пол.
Ты остаешься у него в руке, когда он проваливается в сны о падающих звездах и умирающих мирах.
Калт. Пока ты на боку у Фоуста, это слово кружит вокруг тебя. Он произносит его с почтением, словно называет святилище или завершает благословение. Теперь события разворачиваются быстрее, они ускоряются к одной точке. Ты остаешься рядом с Фоустом. Ему кажется, что ты прекрасен. Порой он мысленно общается с тобой. Он не думает, что ты его слышишь. Его понимание ограничено. Ты слышишь слова, которые резонируют в твоих острых, как бритва снах: Октет, Ушметар Каул, Ушкул Ту.
Поднимается буря. Она говорит с тобой, как некогда говорила с Гогом, будучи лишь слабым ветерком. Фоуст тоже ее чувствует, однако постоянное жужжание его грез не дает ему узреть простоту грядущего. Он не в силах увидеть нити судьбы, тянущиеся в прошлое — миллиарды событий, которые привели к этому моменту, к первому штриху окончательной расплаты.
Его душа слепа, как и у всех.
Ты убиваешь на Калте. Погружаешься в шею жертвователя. Ты вбираешь толику его цели и соприкасаешься с ритуалом, который вот-вот завершится. Вкус похож на кровь твоего создателя. Похож на начало.
Есть и другие смерти, однако они не имеют значения. Грядет нечто большее. Ты чувствуешь это в дымке будущего, словно манящее обещание. Где-то за горизонтом времени есть один разрез — миг идеальной, ритуальной остроты. Теперь ты практически видишь свой путь к этой концовке, возвращение туда, где все началось.
На Калте есть множество подобных тебе: зубцы черного вулканического стекла, клинки из металла и камня. Однако все они не столь стары, ни один из них не повторил твой извилистый путь сюда.
Да, ты чувствуешь путь, и он пролегает не в руке Фоуста.
Ты должен оставить его. Ты убьешь его. Путь всегда был таким с самого мига твоего рождения под солнцем более дикой, но и более доброй эпохи.
Ты пускаешь кровь из пальцев Фоуста, пока тот хохочет в пылающее небо.
— Ушкул Ту! Ушкул Ту! — выкрикивают мужчины и женщины вокруг него, по их щекам текут слезы радости, однако для тебя эти созвучия лишены смысла, а горящее небо — лишь пустое свечение. Ты сыграл свою роль в создании этого момента, но у тебя иная цель. Скоро ты найдешь другую руку.
Возможность предоставляется на посадочной площадке у черной загрязненной воды. Мужчина поливает лазерным огнем группу невежественных сородичей Фоуста. Он убивает их с эффективностью, которая кажется почти поразительной, если принять во внимание его скромную, невыразительную наружность. Он двигается с усталой быстротой, как воин. Двигается как тот, кто сражался всю свою жизнь. Возможно, даже дольше.
Однако он не заметил Фоуста.
Тот бросается вперед. Ты у него в руке, тянешься забрать душу солдата. Фоуст не обращает внимания на сгорбленную механическую фигуру, которая неподвижно стоит рядом с ним. Это просто старый погрузочный сервитор, вероятно, оставшийся после постановки судна в док.
Фоуста отделяет от спины солдата всего один шаг. Ты поднимаешься, острие готово ударить вниз.
Механическая рука врезается в висок Фоуста. Он падает, и ты выскальзываешь из его руки. Фоуст обливается кровью, но он не мертв, хотя тебе и известно, что вскоре ты убьешь его.
Стрельба стихает, вливаясь в полотно звуков, которое покрывает умирающий город.
Ты чувствуешь, как вокруг тебя сжимаются пальцы. Они чем-то знакомы, как будто рука протянулась из воспоминаний. Это солдат.
Большинство знакомых зовут его Оллом Перссоном, хотя это его ненастоящее имя. Стало быть, он тоже загадочное существо, как и многие из тех, с кем ты шел по пути. Возможно, потому-то он и кажется знакомым. Ты ждешь, когда он наклонится и разберется с Фоустом — ждешь вкуса крови, которая отмечала каждый этап твоего бытия, крови, которая всегда освящала твое странствие.
Однако солдат встает и оставляет Фоуста на палубе. Что-то пошло не так.
Ты падаешь в набедренный подсумок, и твоя тень извивается от злобы и жажды. Твоей остроте необходимо питаться. Ты чувствуешь себя неполным, однако не можешь ничего сделать. Фоуст умрет, ему снесло половину черепа, а кровь стекает в забитую пеплом воду, но это не удовлетворит твою жажду.
Ты все еще голоден.
Солдат несет тебя через темные воды к берегу из черных камней. Здесь тени сильны, пелена между ними и тусклым светом реальности истончается. Эхо твоего лезвия так близко, что вы почти едины — сон об остроте и кромка каменного клинка.
Солнца нет. Ты родился под солнцем. Впервые познал кровь под солнцем. Здесь ночь твоего бытия, подлинная тьма, которая всегда ждала за горизонтом. Ты прибыл. Здесь ты больше, чем нож. Ты — атам, и твое предназначение тянется за тобой во времени, словно мерцающий плащ из влажной кожи и сухих костей. Здесь твое место, то место, где тебе всегда было предназначено оказаться.
