Мосик уже завернулся в плащ, чтобы спастись от кровососов пустыни, поглядывая, как вернувшаяся лисица поила водой свое семейство. Потом приходили еще какие-то звери, но Мосик уже дремал и не слышал той возни, что происходила вокруг корытца.
* * *
На рассвете его разбудил какой-то звук. Мозгляк недовольно хрюкнул, призывая хозяина к бдительности. Наверно, возвращаются тигры, подумал Мосик и не спешил подняться. Но Мозгляк опять предупреждающе захрюкал. Этот коняка никогда не ржал, у него не было привычки подавать громкий голос, что находилось в странном противоречии с его могучей статью. Вот Мосик, тот, наоборот, всегда предпочитал производить как можно больше шума. Впрочем, это было уже давно. А тут ему приходится быть скромным. Таинственная Аффара словно приучала путников к себе, прививая им привычки, им не свойственные в их обычной жизни.
Мосик на всякий случай приподнялся и обнаружил, что все дело только в том, что к оазису приближается издалека одинокий путник на осле. Мосик повернулся в сторону костра, разложенного на каменном круге, который всегда встречался в оазисе в определенном месте. На нем обычно оставались следы огня и пепел. Отчего Мосик заключил, что это место для костра.
Человек неторопливо приближался. В неясном свете раннего утра трудно было разглядеть, во что он одет, молод или стар. Он то скрывался среди барханов, то снова возникал. Постепенно стало видно, что это все же старик. Он неторопливо похлопывал осла ногами по бокам и равномерно покачивал головой в такт его мелким шагам.
— С добрым утром! — Мосик поднялся из травы. Старик выпрямился на осле.
— Простите, господин, что потревожил ваш отдых. — бесцветным голосом проговорил он.
И на Мосика странно подействовал этот голос. Приезжий словно отстранялся от него. Интересная манера.
Незнакомец неторопливо сошел с осла и отвязал от седла сверток с какими-то палками. Достал полотняный мешок и пошел по траве, подбирая мелкий мусор и складывая его в мешок.
Мосик догадался, что чистота в оазисе поддерживалась не трудами случайных проезжих, а такими вот уборщиками. Тот подошел к корытцу. Там еще была вода. Уборщик вычерпал ее и вычистил корыто. Потом направился с тряпкой к колодцу, очевидно, чтобы протереть его поверхность.
— Я налил лисам воды. — попытался разговорить его путник.
— Лисам? — удивился тот. — Воды? Зачем?
— Как зачем? — Мосик заколебался. — Чтобы они пили. Для чего же тут корыта? Старик прекратил работать. Он вгляделся в Мосика.
— Вы не ибб. — неуверенно сказал он.
Вот оно что! Рослый Мосик вызвал у старика подозрение, что он — трансформ. Он уже забыл, что аффы боятся тигров.
— Я думал, что корыта для зверей! — простодушно признался Мосик. — Мне это показалось таким милым, такая забота о зверях!
— Нет, мой господин, корыта для вьючных животных и лошадей. Зверей вообще не следует поить. Иначе они разбалуются и будут бегать сюда, и все изгадят. Старик внимательно разглядывал гостя.
— Я приезжий. — признался Мосик.
— Я заметил. — старик по-прежнему был немногословен. Он снова занялся работой. Выгреб с кострища старые угли, отнес подальше и закопал в песок.
— Не желаете немного закусить со мной? — Мосик решил, что стоит разговорить аборигена.
Старик заколебался. Он неуверенно переводил глаза с приезжего на его громадного коня. Тот обнюхивался с ослом. Ослику скакун явно не понравился, он фыркнул и отпрыгнул с брезгливым видом. Мозгляк кротко принялся щипать траву.
— Меня зовут Мосик. — провозгласил приезжий.
— Спасибо, господин. Нам не положено. — уклонился от угощения старик.
— Кому это — вам? — удивился простодушный Мосик.
— Я принадлежу к касте уборщиков — кинни. — вежливо ответил старик.
Тигры явно запаздывали. Человек догадался, что они обнаружили старика-кинни еще издалека и не показываются, предоставляя всю инициативу своему спутнику.
— У меня кончились дрова. — деловито заметил Мосик. — Не скажете ли, где можно подкупить полешков? Не хочется сегодня ехать дальше. Останусь тут, переночую еще раз, а то у Мозгляка спина потерлась. Да и еды не мешало еще приобрести. У вас всегда тут такая злая мошкара? Вот у нас в Гвоздилии комары гораздо больше, но куда потише нравом. Так, куснут немного и улетают. А эти гложут-гложут непрерывно, никак не насытятся.
Его простодушная болтовня опять остановила старика. Тот собрался было уходить.
— Господин мой, вы далеко забрались, — посетовал он, — ближайшее жилье только у меня. А я живу в полудне пути отсюда. Это место редко посещают, оно совсем не по пути большинству проезжих. Сюда заходят лишь охотники. Если пожелаете, то можете купить немного топлива у меня. Я привезу вам к вечеру. Но поленьев нет у нас, деревья мы не рубим. В Аффаре выращивают на топливо тростник, а кто богаче, топит очаги бамбуковыми палками. Ждите, господин, я привезу вам дров.
— Нет, Мирик, — отказался собеседник. — Мне еще нужна еда. Мне все равно, куда ехать. Я направлюсь с тобой. Куплю дровишек на следующий раз. И запасусь овсом для лошади.
Они ехали и беседовали о том, о сем. Постепенно тихий старичок разговорился. И поведал Мосику, что живет один. Сын должен был унаследовать его киннинай, то есть участок, на котором Мирик планомерно производит уборку. Он ухаживает за оазисами. В его ведении около десятка оазисов, причем, довольно удаленных от дома. Но, к сожалению, сын умер от малярии года три назад. С тех пор хозяйство пришло в упадок. Сын не успел жениться, а то была бы у Мирика сейчас сноха. Она могла бы выйти замуж, и новый муж, тоже кинни, мог бы иметь двух сыновей, а не одного. Один наследовал бы киннинай мужа снохи, а второй — участок Мирика. А теперь, когда кинни Мирик состарится и не сможет обслуживать свой киннинай, его землю отдадут другим. Кто-то получит право родить сына. За это Мирика будут кормить, как кормил бы его сын.
Вырисовывалась некая картина жизни. В Аффаре рождение детей строго контролировалось законом. Численность уборщиков оазисов всегда должна оставаться на одном и том же уровне. Ровно столько, сколько нужно для обслуживания территории. У любого кинни была своя киннинай, то есть территория работы, которая наследовалась его сыном. Ему полагалась еще и дочь, которая выходила замуж только за человека своей касты. Выйдя замуж, дочь исчезала из жизни семьи кинни и становилась частью чужой семьи. С отцом оставался только сын. В определенном возрасте он женился и приводил жену, чтобы родить сына и дочь. Все дети, родившиеся незапланированно, изымались из семьи, и их судьба оставалась неизвестной. Поэтому никто не рисковал рождать детей сверх плана.
