Пока я скакал то к танку, то к корчме, и возился с прочими делами, моя армия не сидела без дела в ожидании приказа на выдвижение к куче добытых моими личными усилиями трофеев. Даже ночь не остановила бурную деятельность, итогом которой, в идеале, должен оказаться полный разгром незваных гостей. Пусть не сегодня, но завтра, или чуть позже — я обязан вышвырнуть демов из почти что своего графства.
Одна группа разведчиков продолжала следить за противником, действуя на суше, другая пыталась заниматься тем же самым с лодки (хотя эти, скорее, являлись диверсантами). Три сильных отряда в сопровождении проводников обшаривали северную местность с целью поимки шаек людоловов — даже дневные события и ночная темень не остановили их деятельность, что свидетельствовало о низкой оценке наших боевых качеств или полным отсутствием связи. Несмотря на их фантастически тихое передвижение и наличие хорошо подготовленных лазутчиков вроде того лучника, в бою с превосходящими силами опытных бойцов они ничего серьезного не представляли — быстро погибали, редко успевая нанести серьезный ущерб.
Во временном военном лагере, устроенном в деревне на перекрестке тракта со старой дорогой на юг, мои ближайшие соратники из разношерстной толпы пытались спешно создать нечто, похожее на управляемое войско. Ввиду нехватки командного состава зачастую на руководящие должности низкого звена ставили освободившихся рабов — среди них хватало бывалых вояк. Распределили убогие остатки замкового арсенала, те, кому ничего приличного не досталось, изготавливали дубины и деревянные копья — как и опасался Обама, без них не обошлось.
Все опытные лучники были собраны в один отряд и неприметными тропками к полуночи вышли к реке ниже расположения противника, после чего с максимальной дистанции дали несколько залпов по освещенному кострами лагерю демов. Вряд ли удалось нанести потери — далековато, но переполох устроили изрядный. Психологический эффект усилило то, что использовались зажигательные стрелы.
Враги, вместо того, чтобы отдыхать, были вынуждены затянуть ремни доспехов и выстраиваться в ожидании нашей атаки. Затем, выслав отряд легковооруженных разведчиков, они долго проясняли обстановку, и лишь убедившись, что лучники ушли, сыграли отбой, громко бранясь на тему трусости межгорцев. Похоже, всерьез решили, что у противника не хватило духу лезть в бой — струсил, не успев толком начать.
Лучники по малоизвестной охотничьей тропке совершили короткий марш к тракту, сели на поджидавшие их повозки и вскоре добрались до корчмы, возле которой я их дожидался. Категорически запретив заходить в помещение, повел народ в лес, где мы подремали несколько часов у пары костров, дожидаясь подхода лодок из Мальрока. Затем расселись по плавсредствам и направились вниз — пора устраивать новую пакость, а то уже утро скоро.
Поначалу шли ходко, но затем были вынуждены замедлить ход — шум по воде разносится далеко, а нам важно не выдать себя раньше срока. Все же попались на глаза, но не вражеские — наткнулись на лодку с разведчиками. Двигалась она хоть и против течения, но быстро, так как прижималась к берегам, где вода никуда не спешила или вовсе стояла. Лазутчики уверяли, что до самых галер дозоров не заметили — демы сильно нервничают и все внимание уделяют другой стороне, видимо ожидая повторения обстрела. Что ж — на это мы и рассчитывали, расходуя ценные боеприпасы.
Маленькая флотилия пошла дальше совсем уж тихонечко, лучники начали изготавливаться к работе. Команду моей лодки это не касалось — у нас другая задача. Черными тенями на такой же черной воде спустившись до темнеющей на фоне неба громадины первой галеры, мы нанесли очередной подлый удар. С приготовленного заранее фонаря сорвали скрывающую огонь парусину, я, не доверяя никому, один за другим швырнул на палубу три узких кувшина, не забыв поджечь пеньковые фитиля пропитанные раствором селитры.
В двух сосудах было дизельное топливо, в третьем скипидар. Наверху вспыхнуло сразу, хоть и не сказать, что пламя прямо таки объяло корабль. Гребцы уже нетерпеливо сжали рукояти весел, но я еще не закончил.
Еще в период моего недомогания, в дни, когда состояние улучшалось, я пытался заниматься общественно полезными делами, в том числе и различными перспективными прожектами. В основном это заключалось в раздаче ценных указаний, которые, как правило, исполнялись плохо по причине слабого контроля и трудностей с пониманием. Один из иридиан — мастер-медянщик, по моему эскизу сделал несколько медных трубок большого диаметра. Я вообще-то отрабатывал зачатки технологии получения простейших оружейных стволов, но полученные изделия не понравились: почти позабыл про них, и уж конечно не стал испытывать. Хотя порох у меня был — причем бездымный. Точнее был он в перспективе — лежал "макаронинами" в зарядах к танковой пушке. В таком виде для мушкетов он не годится, но это поправимо. А вот черный приготовить не получится: жалких крох селитры, конфискованных у Конфидуса, хватило лишь на пропитку фитилей.
Сегодня медному хламу нашлось применение. Все четыре трубки я заполнил порезанными "макаронинами", заклепал их с обеих концов, не забыв оставить фитили идущие в мешочки с затравкой — остатками иридианского огненного зелья. Затем обмазал металл смолой, налепив кусочков свинца, прихваченных из замка — ради дополнительной осколочной массы. Похожим образом поступил с бронзовым кувшинчиком — наследством сэра Флориса. Хоть и ценная вещь, но для хорошего дела не жалко.
Одна за другой пять импровизированных гранат отправились на разгорающуюся палубу. А вот теперь фонарь потушить и ходу — сейчас станет очень весело.
Демы может и любили поспать всласть, но к раззявам не относились. Хоть и прозевали крадущуюся лодку, но оперативно выяснили, что случилось. После первых, испуганных криков, кто-то уверенно проревел:
— Арбалетчики! По реке бейте! Они на лодке пришли! Сверху!
Услышав это, мои гребцы удвоили старание, больше не заботясь о скрытности. В этот миг на палубе прогремел первый взрыв. Это я, конечно, преувеличиваю — скорее очень громкий хлопок. Не уверен, что столь примитивная граната способна чем-то всерьез навредить, но психологический эффект определенно присутствовал — деловая суета начала переходить в панику. Когда рвануло четвертый раз, уже действительно прилично, уши приласкало воплем боли и ужаса: кого-то прилично зацепило. Как выяснилось впоследствии, главный корабельный дозорный, будучи недовольным из-за того, что все это безобразие поставят ему в вину, решил, что никто и не подумает тушить пожар, пока в огне и рядом с ним грохочут эти шипящие штуки, от которых разлетаются больно жалящие кусочки металла. И он не придумал ничего лучшего, как схватить одну, чтобы выбросить ее в воду. Медная трубка разорвалась в руке, оторвав пальцы и опалив лицо.
