Напряжение, в котором Корнилов находился последние две недели, начало спадать. Томский с лекарством для своих ребят благополучно улетел вместе с Вездеходом и его верной шестиногой лаской. Торсионный генератор уничтожен, и Сфумато больше не будет сводить с ума жителей Жуковки. Агрессоры разбиты и еще долго не оправятся после поражения. Конструктор, игравший людскими судьбами, мертв. Все в полном порядке. Живи и радуйся.
В отличие от Юрия, бесцельно бродившего по своему кабинету, практичный Стук сразу нашел себе занятие. На очищенном от карт и бумаг столе Степан разложил чистую тряпку, а на ней – принадлежности для чистки пистолета. Насвистывая, достал из кобуры «макар». Заглянул в ствол.
– Ого! И как его до сих пор не заклинило? Ну, ниче, разберемся. Чисти черевики швидче ходять.
Корнилов ничего не ответил. Остановился, просто следил за движениями пальцев Бамбуло и хмурился.
Степан вытащил магазин из основания рукоятки «ПМ», оттянул затвор, чуть приподнял его и отделил от рамки. Повращал возвратную пружину, снял ее со ствола. Взял паклю, потянулся к пластмассовой баночке с оружейной смазкой и взглянул на Корнилова.
– О чем думаешь, Юрец? Скривився, як середа на пятницу.
– Да так. Обо всем и ни о чем.
– Знаю. Максимыч тебе покоя не дает. Только чего о нем теперь думать? Помер Конструктор и нам больше не навредит. Були у козы роги, та стерлися.
– Стерлися-стерлися, – согласился Юрий. – Только не в одном Конструкторе дело. Чужие мы здесь, Степа, и всегда будем чужими.
– Ты это к чему?
– Томский предложил мне вернуться в Метро. Присоединиться к его группировке. Вот я и думаю, Стук: чего мы здесь не видели?
– А в Метро? Лично я столичной подземкой по горло сыт. Мало тебе там досталось?
– Да уж хватило. Вот только… Ну, не знаю. Отстань. Чего привязался? Чисти свой пистолет!
– Ха! Это я-то к тебе привязался? Не-а, Корнилов. Это ты никак не можешь успокоиться и другим покоя не даешь.
Юрий махнул рукой, бухнулся в кресло.
– Уйду я отсюда, Степан.
– Смысл?
– А какой смысл здесь оставаться? Все утряслось. Теперь и без меня справитесь.
– Чего тогда ждешь? Улетал бы с Толяном и душу не травил.
– Еще пару деньков. Серега Хорошев очнется, попрощаюсь и видал я в гробу вашу Империю и вашу Пирамиду!
Бамбуло собирался ответить, но тут в дверь постучали.
– Входите! – поморщился Корнилов. – Кого еще нелегкая принесла?
Нелегкая принесла молоденького солдата, мобилизованного из гастов. Судя по его широко раскрытым глазам и неуверенному топтанию у двери, он был смущен и растерян. Еще бы! Наверное, впервые попал в святая святых новой Жуковки и удостоился чести лично разговаривать с людьми-легендами Юрием Корниловым и Степаном Бамбулой.
Корнилов мысленно усмехнулся. Сто процентов, парень думает, что видит перед собой полумифических героев, этаких рыцарей без страха и упрека, борцов со злом, которым незнакомы ни страх, ни сомнения. «Эх, знал бы ты, малыш, кто мы есть на самом деле! Не таращил бы так глаза, не вытягивался в струнку…»
– Раз… Разрешите доложить?
– Докладывай, – благосклонно согласился Стук. – Не томи. А то рожа у тебя такая, словно ты хочешь сообщить о том, что Пирамида рухнула, а кроты начали поголовное братание с гастами.
– Нет, ничего такого, – парень немного оттаял, улыбнулся. – Полковник Хорошев очнулся.
– Отличная новость, – не удержался от комментария Степан. – Твои молитвы услышаны, Корнилов. Можешь собирать вещички. Проводы будем устраивать или как?
– Долгие проводы – лишние слезы. Ты со мной?
– А куда я денусь?
– Тут еще, – подал голос солдат. – Похоронили мы Максима Максимовича. Как вы и велели – на кладбище гастов. Все честь по чести. Крест там…
Корнилов внимательно следил за пальцами солдата, которые теребили пуговицу нагрудного кармана. Сердце Юрия забилось чаще. Какой сюрприз его ждет? Кладбище гастов. Честь по чести. Крест и…
– Вроде, никого из посторонних на кладбище не было, – рассказчик пожал плечами, наконец, справился с пуговицей и протянул Юрию вчетверо сложенный тетрадный листок. – А когда уходить собирались – на могиле это нашли. Камешком записка была придавлена. Может, и ерунда, но вам все же решили показать.
Степан опередил Корнилова. Первым схватил бумажку, развернул, прочел послание.
– От це дела, Юрец! Максимыч-то… Вроде как и не при делах.
Юрий выдернул листок из рук Стука. Первым, что увидел, был черный шахматный король в нижнем правом углу. Твердым, каллиграфическим почерком на листке было написано очередное письмо Конструктора:
«…Скорблю вместе с вами, Корнилов. Каких людей теряем! Но жизнь продолжается. Я узнал, что ваш друг анархист Томский на пару со своим штатным карликом улетел в Москву. Так вот, у меня возникли кое-какие мысли по поводу как Томского, так и его духовного наставника – князя Петра Кропоткина. У этого бородатого теоретика анархизма был весьма занимательный научный труд «Исследования о ледниковом периоде». Первый том трактата напечатали в 1876 году, а второй том Петр Алексеевич издать так и не успел. Что скажете на это, Юрий? Может быть, нам вместе продолжить исследования и обессмертить себя, закончив второй том трактата князя-анархиста? Я еще свяжусь с Вами по этому поводу. Вечно Ваш
Конструктор…».Корнилов прикусил губу. Итак, злой гений Рублевской Империи жив. Конструктор просто и элегантно подставил Максима Максимовича, и они купились! Ладушки. Пусть он жив. А что означает эта шарада с Томским, Кропоткиным и ледниковым периодом? В том, что это не просто рассуждения, а загадка, Юрий не сомневался. Конструктор никогда и ничего не делает просто так. Если говорит «гоп», то обязательно прыгает. Вот сука!
С такими мыслями Корнилов шел в Пирамиду, где устроили раненого полковника Хорошева. Бамбуло шагал рядом – хмурый и молчаливый.
Хорошев встретил посетителей сидя на кровати. Бледный, почти такой же белый, как бинт на его плече, он улыбнулся.
– Здорово, братки. Я, часом, не пропустил банкета, посвященного победе? Думаю, пара стаканов водки окончательно поставят меня на ноги. Эй, вы чего такие кислые? Что-то случилось?
– Случилось. Конструктор жив, – Юрий отдал Сергею записку. – Ты вовремя очухался. Как думаешь, на что намекает наш заклятый друг?
– Черт его знает. Кропоткин. Анархия. Ледниковый период. Это – епархия Томского. Кстати, почему я его не вижу?
– Толян улетел. Просил передать извинения. Ему пришлось спешить – лекарство, приготовленное Хилой, могло испортиться.
– Так-так. Улетел. На автожире?
– А разве в Жуковке есть другие летательные аппараты?
