Сидели, как и раньше, вдоль стен. Тихо. Вяло. Бессмысленно.
Медленно поворачивая голову, Катилина в который раз откровенно рассматривал подруг по несчастью. Признаться, он был необычайно удивлен. Конечно, в последние сутки его новой жизни (или, возможно, первые сутки его реальной жизни — смотря как считать) его удивляло многое. Но в данный момент он поражался расцветкой волос, а также некоторыми иными чисто физическими особенностями своих сокамерниц, которые стали заметны при пристальном рассмотрении.
Все девушки являлись обладательницами идеального бюста — вне зависимости от роста и комплекции. Впрочем, его грудь (в смысле — грудь шатенки «Катрины») выделялась даже на этом фоне. На коже девушек полностью отсутствовали родимые пятна, волосы, вообще какие-то кожные дефекты. Великолепные длинные шевелюры ниспадали на плечи красавиц пятью волнистыми водопадами.
«Клоны, это понятно, — подумал про себя Катилина. — Искусственные люди-изделия и должны быть изготовлены идеально». И все же… он видел пред собой нечто большее.
Цвет глаз и волос девушек был их естественным цветом!
Насколько понимал Катилина в подобных вопросах (а понимал, конечно, не много), он смотрел не на краску и не на цветные линзы. Все что он видел перед собой, являлось ему настоящим. Но какая присутствовала палитра!
Великолепная стройноногая Роксана при волосах «под кумач» имела нежно-розовые, а иногда (в зависимости от угла зрения) откровенно оранжевые зрачки. Яркие, как цветочная пыльца.
Лилит в своих синих кудряшках, напротив, смотрела на мир огромными глазами, золотистыми, как большие «винные» топазы, по карат пять каждый.
А вот чудесные локоны Эффи блистали в свете яркой потолочной лампы подобно полированному эбену, оттеняя этим удивительным блеском ярко-зеленые, почти бриллиантовые очи.
Более-менее «привычной» расцветка глаз и волос оставались только у него и у Мерелин. Мерелин владела сияющей платиной кудряшек и антрацитовым взглядом. У Каталины был шоколад в шевелюре и лед горного озера — в зрачках глаз: карий и темно-синий. Все это Катилина видел в своем отражении, прямо на полу…
Однако сочетания цветов являлись именно «цветочками»! «Ягодками», Катилина мог бы поклясться, являлись глаза окружающих его девушек. Они не просто отражали свет, а испускали зримое внутреннее сияние, озаряющее радужку, как игра искорок на плоскостях граненого алмаза.
Вот перед ним зрачки Эффи, они подернуты тонкими молниями, и когда глядишь в них, то кажется будто падаешь в бездну, со стенками из изумрудных скал…
Глаза Роксаны, вообще, более похожи на кошачьи, чем на глаза человека, с вертикальным, узким зрачком…
У Лилит — очи огромные, как маленькие блюдца, миндалевидной формы, не глаза — настоящие озера. Неужели все это — натурально?
«Конечно же нет!» — легат мотал головой.
Яркость, насыщенность зрачков, пышность их цвета и необычность фактуры, даже если не обращать внимания на саму палитру, казались слишком контрастными, жгучими. Таких не могло существовать в природе!
Кожа девушек также вызывала у него сомнения. Она поражала не только своей идеальной гладкостью и чистотой, но и чем-то еще…
Катилина задумался, в очередной раз обегая глазами «свой» прайд. Задумался и через секунду вдруг осознал, в чем состоял подвох. Он заключался в пигментации! Цвет этой гладкой, бархатной кожи как будто специально подбирали под цвет глаз и волос их носителя.
Цвет кожи девушек явно не зависел от загара (да и где бы клоны могли загореть после изготовления?), он был, по всей видимости, запрограммирован генетически.
У Лилит кожа имела оттенки голубого, с нежными венками под тончайшей, прозрачной пленкой.
У Роксаны — нежно светлая, румяная, как кровь с молоком.
У Эффи — насыщенно «загорелая», почти темная, как у мулатки. Она казалась шоколадной кошкой с глазами из изумрудов.
У Мерелин — кожа удивительно белая, холеная, почти блестящая, как поверхность матового доспеха. Но при этом невыразимо манящая, зримо теплая и ощутимо живая.
Фантастика!
В мире Катилины ничего подобного не было. Гам, вероятно, имелись клоны, но они обладали достоинствами в неких рамках «природных» показателей. Без синеволосых златоглазок и кошкоглазых красноволосок. Там, возможно, существовали проги, там применялся Хеб-сед, там существовало рабство, там делали клонов, нейрошунты, но…
Катилина вздрогнул.
А с чего он взял, что там все это было?
Отгоняя наваждение, он снова помотал головой. Воспоминания толпились под черепной коробкой шумной, крикливой толпой.
Вот он на коне, рубит пешцев, мертвым ковром стелющихся под копытами его могучего жеребца. И это понятно — ведь он легат катафрактов, латный всадник, орудующий мечом с детства, раньше, чем его научили самому расстилать себе постель. Но какого государства, какой страны? Его знамена? Герб? Гимн? Имя государя?
Катилина тихо задрожал.
Даже осознание себя женщиной не вызвало у него озноба. Но вот сейчас ледяная змея проползла по его новому искусственному хребту, жадно впиваясь зубами в каждый позвонок.
Он не помнил свой мир до конца. Многие слова, такие как «прог», «Хеб-сед», «клон», «шунт» априори казались ему знакомы. Он понимал их значение, знал их смысл, их звучание — и это было все! Ибо источник таких познаний лежал за некой гранью, за высокой, непреодолимой стеной.
«Напрячься!» — внутренне велел он себе, командным голосом, словно поднимал в бой легионы. Зажмурив глаза до боли в стиснутых глазных яблоках, он стал рыться в памяти, раздирая извилины мозга киркой и ломом. Ну же, ну!
Ничего…
Какие-то отрывки.
Место, где он умер, называлось Каталаун. Порывшись в памяти, Катилина признал, что последнее утверждение является, безусловно, бесспорным. Широкий степной ковыль, на который он пал, когда вражеская секира разрубила его бренный череп, звалось именно так — «поле Каталауна».
Но вот только что значит Каталаун? Название мира, где он жил или имя маленького клочка земли, где догнивают его бренные кости? Удивительно, но когда название места смерти появлялось в голове Катилины, перед глазами не возникало ни изображения глобуса, ни карты, что для военного, следовало признать, было более чем не обычно.
Исключительно для смысловой ориентации Катилина решил хотя бы временно именовать собственную родину, возможно выдуманную компьютером, миром Каталаунского поля или же просто — Каталауном. В качестве временного такое название годилось. А там, — решил он, — разберемся.
Имя его было Катилина. «Нет, не так! — легат помотал головой. — Я же только что его повторял!» Полное имя произносилось как Флавий Аэций Катилина. Из номена, когномена, преномена. Патриций и магистр милициум. Командующий и предводитель. Воин и полководец. Это не вызывало сомнений.
