Стриженов свернулся на полу калачом, словно большая старая собака. Через несколько минут его хриплые стоны превратились в равномерное похрапывание. А ведь и часу не прошло с тех пор, как он шагал впереди отряда, подбадривая своей волей и несгибаемостью остальных!
Если бы я мог предвидеть, что случится дальше, то попрощался бы с ним сейчас. Уверен, в эти минуты Стриженов еще в какой-то мере объективно воспринимал происходящее.
Нас выдернули из привычной среды обитания. Мы потеряли привязку к обыденным реалиям. И какими оказались беспомощными! Словно медузы, выброшенные волной на берег, плавящиеся под прямыми лучами солнца. Сильные, закаленные солеными ветрами и штормами люди ломались под давлением необъяснимых обстоятельств, словно спички.
А каков запас моей прочности? Сколько времени я смогу сохранять твердость духа и трезвость мышления?
Летающая машина уносила нас все дальше и дальше. Внизу мелькали унылые красно-коричневые пустоши, где не за что было уцепиться взгляду. Ржавые камни и ржавые пески, ничего другого. Мир ржавчины или Ржавый мир. Куда нас везут? Для чего? Как далеко осталась стальная громада «Кречета»? Тень от завтрашнего дня наползала на сегодня, и впору было окончательно потерять надежду.
— Павел, вы сказали, что мы попали на другую планету, — прервал мои размышления Северский, — у вас есть предположение, куда именно нас занесло?
Я пожал плечами:
— Не знаю, Георгий. Быть может, мы оказались на Марсе или на Венере? Скорее на Марсе, ведь на Венере океан… и тепло, словно в тропиках. Так считают ученые. А может, это — Юпитер. Или же Сатурн.
Что поделать: мои познания в астрономии были ограниченны, равно как дальнозоркость современных телескопов. Я не мог дать точный ответ на вопрос артиллериста.
— Марс… — Северский устало потер глаза. — Я знаю эту звезду. Было бы любопытно отыскать в его ночном небе Землю…
Я подсел к иллюминатору. Пейзаж за бортом успел измениться. Пустошь, казавшаяся бесконечной, сменилась редколесьем. Я наблюдал за тем, как деревья тянут голые ветви к небу, как забавляется ветер с опавшей листвой цвета меди. Мое сердце ускорило ход: а ведь и здесь имеются оазисы! И, быть может, под чужим небом розового цвета отыщутся уголки, где человек обретет убежище, сумеет добыть пищу и воду…
Разум настойчиво искал площадку, на которой можно было бы построить прочный фундамент надежды.
Затем заблестело, засверкало.
Невозможно спутать этот блеск с чем-либо другим: там внизу текла река!
Деревья отступили, освободив место широкому руслу. Я сдержал вздох разочарования: воды в русле оказалось — кот наплакал. Похоже, река за последнее время сильно обмелела. Среди бурого ила сияли россыпи широких луж, соединенных друг с другом капиллярами ручьев. Являлась ли здешняя засуха сезонным явлением или же ее вызвали иные причины, я пока не мог сказать с уверенностью. Я слишком мало был знаком с этим холодным, негостеприимным миром.
Река и оазис. Если нам удастся бежать…
Русло оказалось необычайно прямым, и я в конце концов сделал вывод, что мы пролетаем над рукотворным сооружением. Скорее всего, над каналом. Летающая машина мчала на впечатляющей скорости, а канал тянулся и тянулся, словно Транссибирская магистраль. Складывалось впечатление, что нет у него ни начала, ни конца. Неужели климат этого мира так холоден и сух, что кому-то для выживания здесь потребовалось создать столь грандиозное ирригационное сооружение?
Стоило летуну подправить курс на полтора-два градуса, как в поле зрения попали отвалы земли. Среди рыжих холмов суетились крошечные фигурки.
Косматый боцман Гаврила приник к соседнему иллюминатору. Почесывая подбородок, он то и дело издавал глубокомысленное «хм!». Боцман буквально заставил мой зараженный микробом графомании мозг сравнить его с фантастическим генералом, которому выпала возможность осмотреть позиции врага с высоты птичьего полета.
— Поглядите, доктор! — обратился он ко мне. — Не тем ли придется заниматься и нам?
Я ничего не ответил. Что делают эти существа, мне было не разглядеть. Более того, я даже не мог сказать с уверенностью, являются ли они людьми или принадлежат к богомерзкой братии.
Зато я заметил, что чем дальше, тем земляные отвалы сильнее сползают в русло. Вот канал перегорожен красно-коричневым грунтом наполовину, а вот — он уже засыпан полностью.
Рукотворной реки не стало. Через минуту я не мог распознать даже контур канала — столь тщательно его завалили землей. Да и ветер успел все отутюжить. Опять потянулась бесконечная пустошь…
И только я собрался позволить глазам отдохнуть, как Гаврила замахал руками. И вновь мы прильнули носами к пыльному стеклу. Вновь глядели на пустошь.
Неизвестный корабль промелькнул под нами со скоростью стремительной ласточки. Точнее, это мы промелькнули над ним… Но глаз у меня зоркий, поэтому я успел заприметить, что судно, лежавшее на каменистом возвышении, имело весьма необычную конструкцию. В размерах, очевидно, оно самую малость уступало «Кречету». Я заметил ряд гребных колес, которые располагались вдоль повернутого к небу (к нам) борта, а их было не меньше шести. Тупоносый, трехтрубный пароход-переросток. На поломанных мачтах трепетали обрывки снастей.
Ничего не знаю о том, чтобы подобные корабли состояли во флоте хотя бы одной державы. Хотя — признаюсь честно — я не эксперт в данной области.
И в следующую секунду нас с Гаврилой прижало лицами к иллюминаторам. Летающая машина заложила слишком крутой поворот. Пол рванулся вниз, а наши желудки — вверх. Послышалась сдавленная ругань (мы больше не стеснялись присутствия отца Савватия; к тому же он до сих пор не вышел из состояния религиозного ступора).
Воздушное путешествие над новым миром подходило к концу. Наше испытание вот-вот должно было перейти на новый этап.
Что я давеча говорил Стриженову? Укрепить сердца… что-то еще… Жаль, что не записал. Неплохо было бы перечитать для поддержания собственного духа.
«Человек — исключительная скотина, — поделился однажды со мной размышлениями профессор Ф.А. Бергман. — Стерпеть может все или почти все… Баста, милейший! — Он продемонстрировал уставшему вырываться, навсегда сорвавшему голос человеку щипцы, в которых бы зажат крошечный, похожий на речную гальку камешек. — Вот этот обмылок закупоривал мочевыводящий канал, из-за него вас пришлось истязать битый час. Сейчас ассистент зашьет промежность, и после, голубчик, сможете соснуть. Вы держались молодцом! Приступайте, пожалуй, Паша».
