Поутру, бывало, занесет их песком, и мулла-батюшка гонит наверх пару дежурных — отгребать… Раз с Ромкой-джи — а ведь здоровые уже были, лет по тринадцать! — добаловались и высадили стекло. Песок на школьный комп посыпался. Мулла-батюшка прочел молитву о кающихся грешниках, засучил рукава своего комбинезона… и ка-а-ак врезал своим посохом по задницам обоим дежурным… ох и больно же было! Не приведи Господь-Аллах еще и под его посох попасть — в его руке сила праведная, солдатская… и калаш у него именной, собственный. Еще от Первосвященника Ивдельского… реликвия!»
— Слышь, Егорка, где ты их нашел, а? — зашептал сзади Ромка-джи. — Там, где капище с крестом?
— Нет там креста, — сухо ответил Егор.
— Так там же крест торчал! Куда мог деться? Карачи стащили?
— Какой крест, дубина! — не выдержал Егор и повернулся. — Это не крест совсем… а так, обломки какие-то. Нечестивое капище в другом месте!
— Тише ты! Смотри, аминь уже начали!
Егор посмотрел на старосту и вдруг понял, что тот замолчал и омывает руками лицо. Все в комнате нагнули голову:
— Господь-Аллах, Вера-Истина!
— Аминь, — закончил Зия по праву гостя. — Теперь, как я понимаю, наша очередь?
— У тебя фирман-Москва, ты говоришь — мы слушаем. Москва — сорок добродетелей, Москва все видит, престол ее у врат райских, семь холмов ее — семь твердынь Веры-Истины! — забубнил нараспев староста Володя.
«Ох и хитрый же он! Савва все пишет, все подряд — это уж точно. „До Москвы далеко, Казань не близко, но слово не воробей: хоп! — и пошло гулять по свету“, — говаривал дед. А староста Володя перед гостями стелется. Ишь ты, даже позволил им на Совет со своим оружием прийти, чего только самым высоким гостям дозволяют! Хотя, с другой стороны, пойди прикажи им с голыми руками на Совет явиться!»
— Я вот что предлагаю, — сказал Зия, улыбаясь во весь рот. — Сейчас мы закруглимся и дружно пойдем отдыхать. Полномочия, как вы поняли, у нас самые широкие, в Городе мы дней пять пробудем и все сами увидим. Спасибо Совету и старосте — историю вашего рода мы уже знаем, а что не знаем — вы нам и покажете.
— Потом солдат, поди, в Город приведете! — дерзко выкрикнула Алла-оператор.
Народ зашумел, задвигался. Ей с мужем можно дерзить — их семья при любой власти пригреется! Установка-то всем нужна. Комбикорм верблюдам, овцам пойло, глюкоза, ген-галеты… все от нее, Установки-матушки, благослови ее Господь-Аллах! Секреты у них семейные, хрен кто ведает… так что без них, операторов, никуда!
— Не приведем, если лукавить не будете, — спокойно ответил Савва, а Зия засмеялся. — Мы в Святой Академии Наук — не военная разведка.
— Ага, не разведка они, — нагнувшись к уху взмокшего Егора, горячо дышала Маринка. — А сами с ног до головы во всем новеньком… Мама-Галя говорит, что…
— Тихо! — крикнул староста. — Разгалделись! Совет окончен. Завтра вечером соберемся — опять гостям слово будет.
Народ стал подниматься, кто-то натужно закашлял и звучно пукнул. Старый Ким уже торчал в дверях, кланяясь. На шее у него болтался тревожно попискивающий ветхий страж-анализатор, среагировавший на оружие гостей. Бережет его Ким. Один такой прибор, на весь Город один. Давным-давно, во времена незапамятные за прибор троих верблюдов отдали. И то, говорят, повезло, по дешевке взяли!
— Егорушка, пойдем попробуем с ними поговорить? — Загорелись глаза у Маринки. Ромка-джи виновато топтался рядом. — Пойдем, а? Про Москву спросим… там все-таки моя прабабка жила!
— Не жила, а бывала, — буркнул Егор. — Иногда.
— Тебе-то что, ты с ними почти два дня общался! — тотчас надулась Маринка. — Даже фильм-файлы смотрел. Ну и иди… мы с Ромкой-джи сами… раз ты такой…
— Ладно-ладно, — торопливо сказал Егор.
Не хватало еще, чтобы его оттерли в сторону! А кто их сюда привел, скажите на милость? Конечно, компьютер с «комарами» у Саввы тот еще, сам довел бы их до Города… но все-таки!
У колонн уже толпился народ. На лестницу вверх не поднимались — все ж таки Совет! Но у подножия было плотно, в первых рядах стояли старики, и кто-то из молодых уже сажал на плечи смешливых и любопытных девчонок. Разнокалиберная детвора облепила близлежащие стены. Некий сопливый шкет уже умудрился сверзиться и вопил, как недорезанный. Его с проклятиями выковыривали из колючек.
Было душно. Солнце садилось желтым выпуклым диском, пристально уставившись прямо в глаза выходивших людей. Безголовый идол человека Ленина черным пузатым силуэтом торчал над угловатыми верхушками ген-саксаула. Небо пламенело. Неподалеку взревел верблюд — говорили, что, мол, приехали нынче аж с самого Куяша… но это было явной брехней — неближний свет!
Впрочем, фирман-Москва не каждый день на голову падает… могли и приехать.
— Кончилась наша прежняя жизнь, — неожиданно спокойно сказал староста.
— Рано или поздно так и должно было случиться, уважаемый староста Володя, — рассеянно ответил Савва, глядя куда-то поверх толпы.
Зия поднял руки и крикнул:
— Привет, люди, привет!
— Мир тебе, человек добрый, хан-батюшка, — разноголосо загудела толпа. — Мир тебе!
Совет и гости стали чинно спускаться с лестницы.
Вообще, конечно, необычные люди эти Зия с Саввой! Пожалуй, они даже более загадочны, чем шатун-боец, встреченный Егором полгода назад. Помнится, как ни странно, тогда более всего именно Маринка выспрашивала у Егора подробности его встречи с молчаливым «пустынником по обету». Что уж случилось с человеком, какие грехи он замаливал, подавшись в шатуны, — это Егор вряд ли когда узнает… но встречу эту запомнил он навсегда.
— По обету ушел из Челябы в пустыню жилистый Лю Шань, инженер по программ-ирригации. Похоже, сам на себя епитимью наложил… и не маленькую! И что интересно — по кодексу покаяния мог он выбрать себе два пути. Первый — совершенствование в оружии и наем к любому из власть имущих, если он твердо уверен, что дело у хозяина праведное и не множит число вдов и сирот.
Лю выбрал себе второй — самую тяжелую и скорбную долю… шатун-боец без снаряжения. Есть комбинезон, чтобы в пустыне не сдохнуть, есть холодное оружие… и все! Сам себе врагов выбирай… и здесь уж держись! В борьбе, которую считаешь праведной, — слабых защищай, Веру-Истину в самой ее милосердной ипостаси проповедуй, используй любое оружие, но только то, что сам у врага отбил, — дерись, себя не жалея… и молись, что выбор правильный сделал.
Ошибся в выборе, умножил зло — считай, что навеки душу бессмертную загубил. Бесповоротно и без возможности повернуть все вспять. Оно конечно, Господь-Аллах в бесконечной мудрости своей последний и справедливейший суд вершит над нами, поскольку нам, смертным, все в тумане видится. Но Егор, честно говоря, не смог бы честно и откровенно сказать, что всегда отличит черное от белого, праведное от неправедного, истинное от ложного. Поэтому и не может он пока представить себя шатуном-бойцом… и вряд ли когда сможет. А ведь все пацаны с детства в этих героев играют и файлы о них смотрят!
