– Поехали к реке! Подгоняй посильнее, – ласково сказал Гримли, погладив гриву ее лошади.
– Ты хочешь искупаться? – улыбнулась Адель. – Тогда мы точно не успеем! – ее губки чуть надулись. – Теперь вечер на сеновале неизбежен?
– Посмотрим, – Гримли прищурился и погнал лошадей к берегу. Они двигались все быстрее и быстрее. Аделаида даже испугалась, как бы не выпасть из седла, она сидела традиционной женской посадкой, свесив ноги на правую сторону… Кони одновременно оттолкнулись от берега, и тут произошло нечто неописуемое. У девушки перехватило дыхание. Некая сила подхватила их снизу, кони не проваливались в воду, а летели вперед. Их копыта лишь слегка касались водной глади, вздымая фонтанчики искрящихся брызг.
В один миг кони преодолели те сорок ярдов, которые разделяли берега в этом месте, и загарцевали по зеленом лугу, радостно чувствуя под ногами твердую почву, громко храпели и ржали, тряся гривами. Аделаида не знала, что сказать.
– Ты… как ты это сделал? – в ее глазах был восторг вместе с благоговейным страхом перед колдовством. Страхом, пронизывающим каждого, кто не имел понятия о магии и потоках астрала. Эти чувства делали ее такой уязвимой, что Гримли теперь даже не нравилось то, что он сделал. Ведь он читал о колдунах, что зачаровывали самых красивых женщин мира, и те сожительствовали с ними, даже если за миг до того девушкам были отвратительны их обольстители. «Магия – страшная сила», – подумал Гримли и чуть помрачнел. Аделаида же, наоборот, смеялась как ребенок, спрыгнула с коня и стащила его с седла.
– Какая ты неугомонная хохотушка!
– Ну, уж нет, ты попался, и я не отпущу тебя, пока ты не расскажешь, как ты это сделал!
Она обвила его пояском своего платья, при этом чуть распахнувшегося – Гримли дернулся и, боясь что-то порвать, отшатнулся. Хотя он знал, что тут же может починить любую вещь, но испугался, смешно взмахнул руками, запнулся и упал на траву. Аделаида оседлала его и приставила к горлу стилет, не вынимая его из ножен.
– Все, ты проиграл, непобедимый. Признавайся, рассказывай, как ты это сделал? Или я использую эту штуку по назначению!
– К чему такие угрозы? – рассмеялся юноша.
Ее мысли были перед ним как на ладони. Она была зачарована. Она хотела овладеть им как мужчиной. Он сделал легкое мановение в астрале, и в тот же миг в реальности стилет сам собой вырвался из рук Аделаиды и завис в воздухе.
– Разве ты забыла, что твой будущий муж волшебник? Правда, я пока только учусь!
– Ну и чему ты научился? Давай я взлечу? Я хочу летать, летать без лошади!
– Ну причем тут лошадь? – Гримли рассмеялся над невинной простотой ее просьбы. Юноша сделал пасс, и Аделаида чуть приподнялась над ним. Выпрямилась, шагнула и оперлась на воздух.
– Это сказка, сказка! – засмеялась она и, задыхаясь от слез переполнявшего ее счастья, бросилась на шею Гримли, стала, как безумная, целовать его лицо, шею, губы, глаза…
Он бережно, как бесценную ношу, опустил ее на траву.
– Сколько времени мы выиграли, сократив дорогу? – спросила она.
– Наверное, полчаса, – Гримли не хотел себя сдерживать, ему хотелось плакать от восторга. Весь мир, весь мир сейчас для него сжался в этом крошечном существе, и не было ни опасностей, ни Круга Белых, ни владык тьмы.
– Нам хватит, – зашептала Адель, и их губы встретились вновь. Высоко над головой Гримли луч солнца прорвал белесое облако ярким золотистым потоком ослепительной вспышки. Будто сама природа говорила: «Здесь и сейчас, не медлите!» Они погрузились в поток тепла и света, начав восхождение к этим ласковым лучам. Их души поднимались к самому небу.
В Карстольд они успели за пять минут до закрытия ворот. Город был чем-то взбудоражен. Люди кучками стояли на новой кабацкой площади, разбегались по всему городу, передавая какие-то слухи.
– Что-то случилось, опять, наверно, с повстанцами? – встревожилась Аделаида.
– Ладно, поезжай домой, а я в замок к Венку зайду, надеюсь, он меня больше часа не продержит…
Гримли поцеловал ее в щеку, и Адель шепнула в ответ, что надо будет зачаровать Венка и выпросить себе еще один выходной.
– Да зачаровать-то не сложно. Но тогда я буду отличаться от остальных. От тех, кто так же, как и я, отбывает здесь наказание, от тех, что несут вассальную повинность вместо своих милордов. Меня не поймут те, кого я уважаю. А потерять доверие людей, с которыми мне повезло оказаться здесь, страшнее, чем весь орден Фавела и гнев короля.
– И давно ты это понял? – она улыбнулась милой белозубой улыбкой.
– Недавно, – отчего-то помрачнев, ответил Гримли и посмотрел на багровеющую в лучах заката вершину башни.
Аделаида знала: когда Гримли что-то решил, он не оглядывается, но сейчас так хотелось дождаться этого взгляда…
Напрасно, Гримли ехал только вперед, и у Адель появилось странное ощущение, что прямо сейчас в мире вокруг что-то неисправимо меняется. Что этот непримечательный миг очень дорого будет стоить всем. И тут Гримли все-таки обернулся. Адель показалось, в его глазах полыхнул яркий белый свет – смесь всех цветов, что так нравилась правителям Арагона.
«Иди, я вернусь, я всегда буду к тебе возвращаться!» – услышала она в своих мыслях.
Ворота лязгнули старым ржавым металлом – скобы не меняли со дня основания города. Аделаида взяла себя в руки, направилась в сторону дома, что был предоставлен им королевским указом. По пути девушка расслышала главную новость, что всполошила весь город. Крупнейший за год караван азахарейских купцов не прошел вовремя через восточную дорожную заставу. Говорили, что он подвергся нападению. Все жители в один голос винили повстанцев, которые уже в течение ста лет с переменным успехом вели борьбу за независимость восточной Эрафии от энрофского престола.
Гримли поднялся в сводчатые залы третьего уровня башни. Здесь располагалось военное правление восточной границы – ставка генерала Венка.
Венк Орханси еще два года назад и не подозревал, что станет генералом, и уж тем более не думал, что окажется в Карстольде. Никогда ранее он и не слышал названия этого городка. Когда он и его брат Йонсон чуть не побили вице-канцлера Рууда, в подпитии приняв его за простолюдина, они сильно испугались собственной дерзости. Герцог мог запросто велеть их повесить или сослать на каторгу, но тогда братьям несказанно повезло. Венк хорошо помнил проникновенную речь вице-канцлера о заговоре против короля, и спустя всего несколько дней братья оказались втянуты в круговорот событий в Александрете. В итоге это привело к почти полной смене двора Эдрика Грифонхата и возвышению Рууда до ранга второго человека в государстве. Их новый патрон не забыл своих помощников и, как и обещал, выдал каждому из казны по пять тысяч циллингов – целое состояние, и назначил на крупные посты. Они несколько раз повышались в званиях и спустя два года с подавления мятежа Рейнхарда стали крупнейшими королевскими чиновниками восточной Эрафии.
Старший брат, Йонсон, стал губернатором Кастелатуса, столицы провинции, а сам Венк – генералом и руководителем всех войск восточной границы. В его подчинении было до семи тысяч солдат и гвардейцев. Тщеславный тридцатидвухлетний дворянин раньше не мог и мечтать о таком посте, а сейчас начинал чувствовать скуку и думал о месте в руководстве эрафийской армии. Но к братьям Орханси даже при новом дворе относились как к выскочкам и честолюбцам. Их старались сдерживать, как могли. Самые ярые «доброжелатели» из числа окружения прежнего канцлера Инхама Ростерда доводили до братьев слухи о том, что Рууд перестал им доверять и их назначения не более чем почетная ссылка.
Чем больше проходило времени, тем более Венк убеждался в верности этого утверждения. Вот и сейчас перед ним лежало письмо из канцелярии принца Кристиана, теперь отвечавшего за всю королевскую армию. Слог письма был сух и формален. Венку казалось, что его высочество вообще не держал в руках этого свитка.
В письме молодого Грифонхата значилось, что сообщения о централизованной сети мятежников в провинции приняты к сведению, но в высылке подкреплений решено отказать. Сейчас все силы прикладываются к укреплению южных рубежей страны. А лишних средств и людей в армии нет. К тому же принц ссылался на доклад разведки, где говорилось о том, что регион надежно защищен союзническими действиями Лордарона. «Вы легко можете снять войска с границы и бросить их на подавления мятежа, не опасаясь осложнений», – писал принц. Венк смял свиток и бросил его в дальний угол, на лице играли желваки. В дверь постучали, и гвардеец доложил, что маг Фолкин прибыл по его распоряжению.
Опомнившись, генерал резко поднял бумагу из королевской канцелярии, на ходу расправил ее и убрал в стол. Он не доверял этому сосланному магу, хотя, с другой стороны, в чем-то благоговел перед ним. Слухи о нечеловеческой силе и великих колдовских способностях этого парня дошли сюда много раньше, чем сам Гримли прибыл в крепость под надзором ордена Святого Фавела. Условия короля были жесткими. Гримли должен был провести на поселении три года, а затем лично поступить в распоряжение монарха, при любых обстоятельствах. В случае очередного побега Гримли объявлялся преступником и полностью предавался в руки ордена уже не в качестве странствующего колдуна, а как еретик и опасный клятвопреступник, враг Святой Церкви Велеса. Это был прямой путь на костер. Гримли прекрасно помнил, с какой радостью простые жители столь разных городов подбрасывали хворост и старую мебель в огонь, на котором служители ордена сжигали своих врагов. Церковь повелевала людьми, а король повелевал церковью.
