у меня их десятка два. Рабочая одежда, специальная. Ясное дело, что отправляться на акцию в мундире Академии было бы верхом глупости.
Не сходя с места, проверяю кошели, убеждаюсь, что они полны серебром и медью (даже пару золотых углядел), ссыпаю монеты по карманам. Кошели бросаю на труп — не надо таскать с собой улики. Деньги ты никак не привяжешь к человеку, а вот кошели — вдруг остановит патруль стражи, а толстяк подал жалобу на кражу (бывают и такие идиоты). И вот у меня находят искомый кошель. Что тогда будет? Плохо тогда будет. Очень плохо. Даже и прогнозировать муторно. Казнить могут — запросто. В Академии я точно учиться не смогу — там воров и грабителей не держат, а без Академии магу жить нельзя. Необученные, неконтролируемые маги подлежат ликвидации.
Все! Бежать отсюда! Прихватят рядом с трупом — проблемы будут. Хотя возможно что никто и не поверит — какой-то там мальчишка смог завалить главаря банды воров. Слишком уж это фантастично. Пока этот тип выбрался наверх — сколько ему пришлось завалить конкурентов? Я думаю — много. И не провинциальному невзрачному мальчугану его убивать.
Жалость? Ни малейшей жалости к убитому у меня нет. Терпеть не могу всяческую шпану — хулиганов, грабителей, мошенников и прочую уголовную шушеру. Я бы их казнил без жалости и сожаления.
Ретроспектива
— Я не буду убивать собаку. И кошку не буду. Можете меня убить.
— Хорошо — лицо Наставника остается холодным, бесстрастным, как у статуи — Тогда ты убьешь человека. Казнишь приговоренного к смерти. Ты должен приучиться убивать.
Мальчик молчит, смотрит на мужчину, стоящего перед ним. Они почти равны по росту, и похожи, как отец и сын. Или, скорее, как внук и дед — у старшего волосы белые, как снег, у младшего русые. У обоих бесстрастные лица, серые глаза смотрят прямо, и кажется, взгляды скрещиваются, издавая скрежет металла по металлу.
— Я хочу знать, за что его приговорили — после трехсекундного молчания отвечает младший.
— Его приговорил имперский суд — холодно говорит старший — А значит, он должен быть казнен. И разве тебе не все равно, за что его приговорили? Тебя поставят перед ним, и предложат ему убить тебя. И если убьет — приговор смягчат. И что ты тогда будешь делать? Позволишь убить себя?
— Может, и позволю! — подросток вздернул голову, будто пытался посмотреть на собеседника сверху вниз — Я сам определю, достоин он жить, или нет.
— А кто ты такой, чтобы судить людей? Какое ты имеешь право судить?
— Не меньшее, чем какой-то судья, получивший свою должность из-за нажитого его отцом богатства. Но скорее даже большее, потому что меня нельзя купить.
— Тебя нельзя купить? — усмехнулся мужчина — Ты так уверен? У тебя есть выбор — умереть, или жить. Но до сих пор ты всегда выбирал жизнь. Неужели ты поставишь на кон свою жизнь напротив жизни совершенно неизвестного тебе человека?
Молчание. Секунд на двадцать.
— А если этот человек злоумышлял против трона? Против законной власти? Ты и его оставишь жить?
Подросток сдвигает брови, и чуть наклонив голову, исподлобья смотрит на собеседника. Он понимает, что вопрос провокационный, что от него ждут правильного ответа, и жизнь его сейчас висит на волоске.
— Нет, не оставлю. Если доказано, что он участвовал в заговоре, что приговор справедлив — я его убью.
— А как ты определишь, что приговор справедлив? Ты будешь сам вести расследование? Или все-таки доверишься имперскому суду? Каким образом ты проведешь свое расследование?
— Я поговорю с осужденным — упрямо набычивается подросток, и закусывает губу.
— И он тебе все честно расскажет? Не соврет?
— Я почувствую, если он соврет — продолжает упрямиться подросток.
— Послушай, мальчик…сейчас ты доказываешь свою незрелость, как взрослого мужчины. Тебе уже четырнадцать лет. В четырнадцать лет можно вступить в права наследства, жениться, наняться в армию, распоряжаться своим имуществом так, как ты хочешь. Государство определило, что ты взрослый. А сейчас ты доказываешь, что до взросления тебе далеко! Ты — рука Императора, его меч. Если Император с помощью своего суда определил, что человек виновен и заслуживает смерти — как ты можешь пойти против решения властителя? Это самый настоящий бунт! А бунт карается смертью. Разве ты не хочешь жить? После стольких лет тяжелой работы? Тренировок? Недосыпания и боли? Зачем тебе это? Разве ты не должен думать о себе, и о своем Императоре, который пощадил тебя, который дал тебе возможность искупить вину твоего отца?
— Причем тут отец и его вина? Я ничего и никогда не делал против Императора! Почему мне все время тычут его преступлением?! Разве дети отвечают за родителей? Это же несправедливо!
— Это справедливо. Каждый, кто задумал совершить предательство по отношению к своему властителю, должен понимать, что в случае проигрыша он ответит не только своей жизнью, но и жизнью всего своего клана, жизнями всей своей родни. И только так можно удержать человека от предательства! Люди слабы, им всегда мало — власти, денег, влияния. Им кажется, что они могут победить, и они совершают ужасные поступки. То, что тебя пощадили, есть добрая воля Императора. И ты обязан ему всей своей жизнью! Понимаешь? Тебя могли удавить еще тогда, когда ты едва научился ходить. Но пощадили!
— И теперь до конца жизни будут этим попрекать.
— А как ты хотел? Если ты сам не понимаешь, что делаешь! Тебе приказали убить приговоренного к смерти, а ты что делаешь? Рассуждаешь о том, виноват он, или нет?! Ты не рассуждать должен, а благодарить за то, что наконец-то тебе предоставили возможность отплатить своему Императору за доброту! А ты о чем говоришь? О том что позволишь себя убить, если посчитаешь, что преступник несправедливо осужден? А силы, вложенные в тебя? Деньги, которые потратили на твое содержание? Это все принадлежит Императору! Как и ты сам! Тебя нет, понимаешь? Есть Мастер Смерти, который убивает того, на кого ему показали, кого приказали убить. Ты меч, которым Император сносит головы тем, кто совершил преступление против его власти! А если меч плохо исполняет свои обязанности — его или перековывают, или уничтожают. Тебе ясно?
Молчание. И нехотя, сквозь зубы:
