как это было при старом управляющем. Занести управляющему курочку и на неделю себя освободить от работы, такого больше не будет. - Взяв небольшую паузу, Видар тяжёлым взглядом обвёл людей в зале, но никто не посмел ему возразить, особенно под внимательным взглядом местного шерифа. - Но я человек справедливый, и за хорошую работу буду выплачивать премию. Также дополнительные деньги будут выплачиваться тем, кто пожелает работать на меня сверх того, что положено в обязательном порядке.
– И сколько платить будешь? - Когда речь зашла о деньгах, с крестьян мгновенно спала некоторая оторопь, и из зала раздался вопрос.
– Пять медных в час за хорошую работу. - Видар словно ждал этого вопроса и ответил на него быстро. - Но проверять буду строго.
По меркам Пятиградья, да и более зажиточных поселений области Рур, это не очень большие деньги. Но из того, что я увидел, когда шёл по деревне, для многих крестьян подобный заработок будет далеко не лишним.
– А где жить будете? - Поинтересовалась молодая девушка с лентой вдовы, перекинутой через правое плечо, при этом мне показалось, что она заинтересовалась Видаром.
– Пока здесь, в корчме. - Ответил ей Видар, совершенно не поняв намёка.
И развернувшись к хозяину заведения, который от этой новости явно расстроился, добавил:
– За постой мы заплатим. - Что тут же вызвало улыбку на лице трактирщика. Затем продолжил: - А потом видно будет. - Новый хлопок открытой ладонью по стойке. - Что же, указ барона вы услышали, шериф Брэнтон вам его зачитал. Меня вы увидели. Главное услышали. На сегодня общий сбор заканчиваем. Завтра через час после рассвета жду пятерых представителей, которых вы сами выберете, и с ними обсужу все детали. - Кто-то в зале поднял руку, но Видар его прервал. - Все вопросы зададите через тех людей, кого сами выберете. А сейчас объявляю общий сбор законченным.
Несмотря на сказанное, а также на довольно суровый вид Видара, крестьяне не сдвинулись с места, а принялись активно между собой переглядываться и перешёптываться. Подобное проявление своеволия и непочтительности к назначенному бароном управляющему явно не понравилось местному шерифу. Его глаза сузились, словно бойницы, ладонь легла на эфес меча и, сделав шаг вперёд, он заорал:
– Вы что? Оглохли! Сказано, разойтись! Все вопросы завтра! Или мне кого-то ножнами отхлестать надо, чтобы до всех дошло?!!
Этот резкий окрик произвёл эффект брошенной в пруд гранаты. Крестьяне сперва замерли, а затем толпой ломанулись к выходу, расталкивая друг друга локтями. Когда последний из крестьян буквально на четвереньках вылетел за дверь, шериф развернулся к стойке и, разведя руками, сказал:
– Босота… Только крик и палку понимают. Господин Видар, вы с ними пожёстче, а то на шею сядут.
Как мне показалось, эти слова не очень понравились землянину, но прежде чем он что-то успел сказать, на ноги поднялся Готлейк и, оттеснив плечом Видара, коротко поклонился шерифу:
– Спасибо за науку. И согласен с тем, что управляющему нужна железная рука.
Услышав это, шериф приосанился и благосклонно кивнул. Затем блюститель правопорядка обернулся ко мне, словно хотел что-то спросить, но в последний момент почему-то передумал и, начав поправлять свою экипировку, быстро заговорил:
– Указ барона я зачитал. Людей собрал и донёс до них суть указа. Вас, - он кивнул Видару, - в свиток учёта внёс. Прошу меня понять, скоро закат, а мне ещё надо сегодня быть в замке. Так что я вас оставлю с наилучшими пожеланиями. Через неделю я вас снова навещу. А если что-то пойдёт не так, или крестьяне начнут бузить, и батоги не помогут, то вызывайте меня.
Когда он упомянул батоги, я заметил, как на лицах Видара и Сузи пробежала недовольная тень. Видимо, заметив то же самое, Готлейк тихонько пнул ногу Видара, чтобы тот не заводился, после чего склонный к торговым делам землянин отвесил формальный, но при этом чёткий и уважительный поклон и сказал:
– Уважаемый шериф, мы вас поняли и при необходимости обязательно поставим вас в известность. Также мы будем рады видеть вас не только через неделю, но и в любой другой день.
Постоянно косясь на меня, Питер Брэнтон выслушал сказанное, обменялся поклонами и, попрощавшись со всеми, как-то боком, словно опасался удара в спину, пересёк пустой зал постоялого двора и вышел на улицу. Мне показалось, что он очень неуютно себя чувствовал в моём присутствии. Точнее в присутствии шерифа Книги. Словно постоянно взвешивал при каждом слове, как я отреагирую. Формально мы были с ним равны по статусу, но то, что шерифом меня назначило не собрание и не владетель, а божественный артефакт, внесло некоторые коррективы. Видимо, Брэнтон почувствовал себя неуютно от того, что я мог ему в чём-то возразить. Это бы могло поставить под сомнение всё, что он делает, ведь с точки зрения местных жителей, я на эту должность избран богом! И как следствие для многих моё слово, несмотря на формальное равенство статусов с местным шерифом, будет звучать намного весомее. И возможное препирательство Брэнтона со мной больно ударило бы по его авторитету, а возможно и по самооценке. Чтобы не допустить подобного, пусть и гипотетического развития событий, он, скорее всего, так быстро и покинул зал. Умный и осторожный мужик, который, видимо, интуитивно почувствовал моё раздражение от того, что он предложил применять батоги, да и вообще был сторонником жестких мер по поддержанию порядка. Разумеется, я бы не стал ему читать мораль, но он-то этого не знал, вот и ушёл как можно быстрее, завершив формально свои дела и быстро попрощавшись. А может все эти мысли не более чем плод моего воображения, и он реально спешил в замок или куда-нибудь еще, например, к молодой жене, если у него такая есть, конечно.
Дождавшись, пока дверь за шерифом закроется, Готлейк обернулся к стоящему в проёме, ведущем на кухню, корчмарю и щелчком пальцев привлёк его внимание:
– Гарсон, неси того ягнёнка, который, как я чувствую, - парень демонстративно повёл носом, словно принюхивался, - давно готов. А также тащи сюда тот бочонок, который я оставил.
Договорив, он вышел из-за стойки и, жестами попросив помощи, передвинул самый большой стол на центр зала, после чего мы все расселись за этим столом. Всё это проходило в полном молчании, потому как Готлейк приложил палец к губам. Скорее всего, он не хотел, чтобы наш разговор услышал кто-то из местных, а именно хозяин заведения. Не
