— Думаю, это стрелял не я, — сообщил Гош после минутного раздумья.
— Да уж надеюсь! — рассмеялся Борис. — Но какие-то претензии лично ко мне у тебя есть. Из чего можно делать самые фантастические выводы. Настолько дикие, что я от них пока воздерживаюсь.
— Ты был местный князь, а я — варяжский гость… Хватит ржать! Что смешного?!
— Да какой из меня князь?! Я простой физик, кандидат наук. Голодранец, можно сказать…
— Помнишь?! — изумился Гош.
— А ты — нет? — в голосе Бориса послышалось искреннее участие.
Гош отвернулся. Из машины за ним внимательно следила Белла. Гош подошел к «Хаммеру» и выпустил зверя погулять. Белла тут же сунулась к Борису и с грозным кряхтением его обнюхала. После чего, страшно довольная, уселась между ним и Гошем.
— У меня другие проблемы, — негромко сказал Борис.
— Могу себе представить.
— Вряд ли.
Гош бросил на собеседника испытующий взгляд и поверил. За внешней развязностью этот человек скрывал очень серьезную боль. Прятал ее старательно, чтобы не напрягать других. Этакий чрезмерно совестливый Наполеон.
— Хороший ты мужик, Боря. Хотелось бы подружиться, — честно признался Гош. — Я ведь сюда надолго. Чем могу быть полезен?
— А что ты умеешь?
— Да все. То есть, ничего. Но обучиться могу чему угодно. Я так мало знаю о своей профессиональной ориентации, что мне просто наплевать, что делать. Главное — как можно скорее восстановить память.
— Не прибедняйся. Мне сказали, что у тебя колоссальный объем знаний. А нам сейчас важно знать как можно больше обо всем на свете. Иногда вскользь брошенное слово будит такие неожиданные ассоциации… Не исключено, что на ближайшие дни Комитет поставит тебе очень интересную задачу. Ходить и болтать. Просто говорить с людьми. Как думаешь — получится?
Гош щелчком выстрелил окурок в реку.
— Ну-ну, — пробормотал он. — Допустим. В тысяча семьсот первом году некий француз основал в Северной Америке поселение Вилль Де Труа. А как была фамилия этого француза? Время.
Борис нахмурил брови и тяжело задышал носом.
— Ладно, — махнул рукой Гош. — Это трехходовка. Снимем один ход. Фамилия была Кадиллак. Скажи, как называется теперь основанный им город. Время.
— Хватит… — задушенным голосом попросил Борис.
— Или вот еще вопрос… — не унимался Гош.
— Хватит! — крикнул Борис. Снизу раздался громовой рык — это вскочила на ноги и раскрыла пасть Белла.
— А вот такой вопрос, — издевательским тоном сообщил Гош. — Позируя художнику Миллеру, он сказал. «Я совершил в этой жизни немало славного, и никого не сделал несчастным. Не подписал ни одного смертного приговора. Бывал мал, бывал велик». Ну? Время.
Борис, держа руки на отлете, пытался задом взгромоздиться на парапет. Белла медленно надвигалась на него, выразительно скрежеща когтями по асфальту.
— Может быть, я все-таки не буду ходить и трепаться? — миролюбиво осведомился Гош. — Может, я лучше буду… Ну, хоть на заставе сидеть? А когда понадобится — по мере сил отвечать на конкретные вопросы. Белла! Отставить! Фу! Фу, я кому сказал!
Белла попятилась, не сводя глаз с Бориса. Тот глубоко вздохнул, уселся на парапет и взъерошил рукой волосы.
— Худо с тобой, как я погляжу, — заметил он. — Весьма худо.
— Угу, — кивнул Гош. — Слыхал про такую монгольскую сельскохозяйственную газету — «Социализм Худа Ашахуй»?
Борис фыркнул и отвернулся.
— Слушай, что мы с тобой, как ученицы младших классов препираемся?! — возмутился Гош. — Чем занят твой Комитет?
— Не «мой Комитет». Наш Комитет, — некоторое время Борис для солидности молчал, глядя в сторону, но потом все же смилостивился. — Мы занимаемся учетом и распределением всех ресурсов, включая людские. Обеспечиваем санитарный контроль, следим, чтобы не было мародерства. У нас централизованная система поиска, складирования и раздачи продуктов. Есть полицейские силы. Есть отдельная служба, которая занимается техникой — ремонт машин, наладка оборудования. К зиме откроем больницу.
— Школа есть?
— Для кого? У нас средний возраст — тридцать. Приблизительно, никто же не знает толком, сколько ему лет.
— Я неправильно выразился. Ты сам хочешь, чтобы я провоцировал людей шевелить мозгами. Так почему бы не организовать что-то вроде психотерапевтической группы? Будет народ собираться и вместе потихоньку вспоминать.
— Они и так вспоминают.
— Только они все травмированы своими воспоминаниями, — покачал головой Гош. — И дальше будет только хуже. Ты хочешь управлять сумасшедшим народом? Невелика радость.
— Я никем не хочу управлять, — отрезал Борис.
— Не надо ля-ля, — попросил Гош. — Кандидат наук, а туда же, пытается мне очки втирать. Сколько людей в городе?
— Тебе-то что?
— Несколько тысяч.
— Допустим.
— Все они у тебя посчитаны, ты стараешься селить их компактно и пресекать любые самовольные действия, так?
— А ты чего хотел?! Как мы еще можем тут выжить, если не принимать мер?! Если каждый будет шляться сам по себе?!
— Ладно, остынь, — попросил Гош. — Хватит. Ты не против, если я тихонько покатаюсь сегодня по городу и присмотрюсь, что к чему? Обещаю — никаких эксцессов. Я буду тих и скромен.
Борис неприязненно скривился.
— Вдруг у меня толковые идеи появятся? — предположил Гош.
— Черт с тобой, — процедил Борис. — Если что — пеняй на себя. И к вечеру, будь добр, найди, где залечь. Ночью у нас…
— Комендантский час, — подсказал Гош. — Я уже понял.
— А утром приезжай ко мне, — проигнорировал замечание Борис. — Разберемся.
— Ладно. Ну, пока, — Гош повернулся к машине и поманил за собой Беллу. Собака нехотя оставила Бориса и затрусила к «Хаммеру».
— Слушай! — позвал Борис. — Так кто это был, все-таки?
— Кто? — не понял Гош.
— Который «бывал мал, бывал велик»?
— А-а… Суворов, — бросил через плечо Гош, открывая Белле дверцу.
— И ты не помнишь, кто был в прошлой жизни? — усомнился Борис.
— Не-а! — усмехнулся Гош. — А вот еще вопрос… Да не дергайся ты! Есть в мозгу такой орган, называется гиппокамп. Если по-простому, то это коммутатор. Посредник между оперативной памятью и долговременной. Он решает, что именно ты из оперативной памяти запишешь на винчестер. И наоборот, от него зависит, что ты можешь вытащить из запомненного. Также считается, что гиппокамп принимает решения, исходя из эмоциональной значимости информации. То есть, фамилию чемпиона мира по боксу ты, скорее всего, запомнишь. А чемпиона мира по плевкам в длину — вряд ли. Конечно, если он не в тебя плевал. Гиппокамп отправит в долговременную память информацию обо всех привычках твоей женщины. О том, как выглядел человек, ударивший тебя по морде. И так далее. Теперь вопрос. Какую задачу ставили заказчики перед разработчиком вируса, частично блокирующего функцию гиппокампа? Почему у большинства пораженных срезало именно ту информацию, которая наиболее близка к сердцу? Хотя при этом мы помним, как едят, ходят, умываются, и так далее?
