Неожиданно графа чуть на смех не пробило, когда он представил себе муху величиной в свой замок-академию, которую следует отогнать мухобойкой размером с планету или с солидный материк. Чудом удержался от неуместного хохота, сделав вид, что закашлялся, и только через минуту, покраснев от натуги, выдавил из себя:
– Готов сделать всё, что скажешь! Перечисляй, что конкретно от меня требуется?
– Ну, поговори с ним, в конце концов! Ты же – главный и наиболее уважаемый отец, недаром он отчество именно по твоему имени себе присвоил. Усовести, призови к ответственности, напомни, что взрослых надо слушаться и что старшая сестра ему только добра желает.
– Да это я запросто! – Дмитрий с тяжёлым вздохом открыл глаза, уселся на кровати, понимая, что, пока не проведёт политико-воспитательную беседу, выспаться всё равно не дадут. – Зови его, пообщаюсь…
– Сейчас… где-то тут был… – бормотала магическая сущность в недоумении. – Вот чувствую, что где-то рядом… Эй! Эль?! Ну-ка покажись папе! Что, тебе не понятно? Эльвер Дмитриевич, не нервируй меня!
Неожиданно еле слышный голосок послышался со стороны большого зеркального трюмо, занимавшего половину стены спальни:
– Чего кричать?.. Здесь я.
Что наиболее примечательно, Эрлиона тоже источник звука идентифицировала правильно, а вот рассмотреть, кто говорит и откуда, не смогла. И это с её тотальным ощущением всего замка! С умением в случае необходимости концентрировать свою гигантскую магическую мощь на острие любого микроэксперимента.
Она даже растерялась и немножко запаниковала:
– Не поняла… Чего это я Эля не вижу… Маленький, ты где?!
– Па! – опять послышался всё тот же голос. – Запрети ей меня называть маленьким, Малышом, лапушкой, зайчиком и прочими неуместными прозвищами!
– Мм… понимаешь… это она так любя обращается…
– Ты ведь меня тоже любишь? Но всё равно не называешь «сахарным бегемотиком»! Или «мягким медвежонком»? А?
– Ну-у-у… я-то тебя меньше вижу. В магическом плане… – Хотелось добавить, что Эрлиона выросла без присущих любому ребёнку игрушек и пытается нянчить младшего брата, словно куклу, но вовремя удержался от такого сравнения. – Ну и она, как старшая, как большая, имеет некоторое право дачи тебе ласкательно-уменьшительных прозвищ. В семье это нормально.
– О-о-о! Ну это уже перебор! – Голос Эльвера-Аусбурна стал сильней и мощней. – Отец, какой же я маленький, если я в магическом пространстве раза в три больше Эрлионы! Это же смех на такое со стороны смотреть, когда Моська хватает слона за ногу и пытается приструнить: «Осторожней! Не прыгай! Упадёшь!»
– Ах! Так я, значит, Моська?! – Таким тоном магическая сущность, опекаемая всем замком, ещё ни разу не высказывалась. – Даже слышать тебя не хочу!
После чего раздался оглушительный звон разбитого стекла. Именно с таким, но десятикратно меньшим шумом Эрлиона всегда делала вид, что демонстративно уходит из каких-то помещений. И даже магически туда не возвращается, пока её не попросят, предварительно извинившись.
То есть мужчины как бы остались одни. Разве что графу ещё предстояло понять, где его собеседник и почему его никак нельзя прочувствовать в магическом плане.
– Ну вот, обидел сестру…
– Да я не хотел… Случайно сравнение нехорошее получилось. Извинюсь потом… – послышался покаянный вздох Эля. – Но она порой такая надоедливая, во всё вмешивается, спокойно и минутки не даст поработать, – стал жаловаться сын сочувственно кивающему папочке. – Ну нельзя же так! Она мне не даёт спокойно развиваться!
– Хм… Эрлиона просто переживает за тебя… А что, ты и в самом деле по размерам магического объёма в три раза больше?
– Не-а… не в три… В четыре. Если не в пять… – признался магический индивидуум и тут же поспешно добавил: – Но ты не сомневайся, хоть она и маленькая, я сестру сильно люблю, да! Просто мне эти все сюсюканья с её стороны не нравятся. Понимаешь?
– Понимаю… Только тебя почему-то не вижу. Ты где?
Эль Динович развеселился:
– Мама Саша меня бы сразу заметила! У неё тут всего три баночки со специальными кремами, и четвёртой, новой, она бы сильно удивилась.
Граф Дин Шахматный Свирепый всем телом подался к трюмо, выделяя посторонний предмет на поверхности столешницы. Вроде как определил, вроде как стал всматриваться, вроде как попытался сообразить, но всё равно вначале величие предоставленного ему открытия в сознании не умещалось. Точнее говоря, не поддавалось правильной оценке, формулировке, научной трактовке. Граф прекрасно знал, что магическая сущность физически обретается в громадном бассейне с суспензией из сотен магических ингредиентов. Там же в бассейне уникальная вертушка – плод технического совершенства не одной сотни лучших целителей мира Зелени. То есть физически – сын там.
Магически – он тоже может виртуально находиться где угодно в замке, в десятке тысяч мест одновременно. Может и простое силовое воздействие оказывать, как и структурой волшебства влиять на пространство. Но вот воплотить частичку своего магического «я» в обычный, ничем не отличимый от остальных предмет, считалось невозможным. По крайней мере, все эксперименты, сделанные ранее Эрлионой в этом направлении, завершились безрезультатно. А потом и Тител Брайс, Верховный целитель и ректор Академии, подвёл теоретическое обоснование неудавшимся пробам.
Но что случилось в данном случае? Совершено новое открытие? Или сделано нечто иное, кардинально отличимое от прежнего понимания и пока неосознанное?
Пришлось задать несколько дополнительных вопросов:
– То есть ты всей своей сущностью – в этой баночке?
– Да. Точнее: баночка создаёт иллюзию своей достоверности, скрывая за ней мою индивидуальность.
– Ага… Но ты себя чувствуешь теперь одним физическим телом и вторым?..
– Точно! Чувствую себя сразу двумя телами. Одно осталось в бассейне, второе материализовалось здесь в виде ёмкости с кремом мамы Саши.
– Мм… И если бы она захотела взять этот крем в руки и осмотреть его?..
Эльвер Дмитриевич ответил слишком поспешно:
– Нельзя! Э-э… и тебе не советую. Структура конгломерата видимой тебе материи слишком нестабильна, и я ещё не до конца изучил все её возможные контакты с иной материей. В особенности с живой. Тут мне работать и работать в этом направлении. Почему, честно признаться, я и опасаюсь излишнего внимания со стороны сестры. Прячусь, отвлекаю, скрываю свою лабораторию, как только могу. Она ведь не со зла тронет что-то не так, и…
Повисла пауза, во время которой Светозаров занервничал:
– Что значит твоё «и»?
– Ты ведь сам учёный, тебе ли спрашивать? Во всём нужны взвешенная осторожность и должная осмотрительность, – стал поучать сын отца менторским тоном. – Спешка и нервозность здесь противопоказаны.
