В комнате «2» хранились граненые осколки. Как утверждал Фомин, элементы управления неопознанным летающим объектом, который наши доблестные ПВО опустили с небес на землю. Так вот, эти стеклышки, разложенные на зеленом сукне, шевелились и поворачивались под еле слышные раскаты грома. При каждом шевелении в хрустальных недрах вспыхивало крохотное бледное сияние.
* * *
Не веря глазам, некоторое время я остолбенело следил за шевелением и вспышками осколков. Первой мыслью было, что я наблюдаю фокус, принципа которого не понимаю. Эти вещи не могут шевелиться сами по себе и уж тем более светиться без подключения видимого источника энергии.
Судя по далеким звукам, доносящимся снаружи, гроза наверху заканчиваться не собиралась. Положив пальцы на зеленое сукно, я ощупал его с разных сторон, стараясь не касаться странных стекляшек. Признаюсь, я их немного побаивался... Нет, под сукном ничего постороннего – только твердая столешница. Я напряженно выдохнул. Жирная капля скатилась с кончика носа и упала между осколков. Поспешно смахнув влагу с лица, я перешел к обследованию опоры.
Стол не шатался. Все четыре ножки плотно соприкасались с поверхностью бетонного пола, обтянутого темно-зеленым линолеумом. Нет, стол никоим образом не влиял на стекляшки. Это они вели себя на нем словно живые, хотя нет... Они вели себя так, словно на них влияло чье-то близкое присутствие.
Холод, распространяемый по обоим ярусам морозильной установкой, пробрал меня до костей и заставил прекратить обследование. С мокрой головой и в мокрых штанах я был готовым клиентом пневмонии.
Оставив стекляшки в покое, я переместился из комнаты «2» в комнату «1», делая рывки руками, чтобы разогреть мышцы. В комнате «1», как вы помните, находилась пирамидка из темного камня. Оглядев ее со всех сторон, я не обнаружил странностей. Пирамидка не двигалась, не светилась, в общем, делала все возможное, чтобы походить на обычный камень.
Металлические обломки в комнате «3» на ощупь показались мне немного теплыми. Впрочем, черт его знает, я мог и ошибаться... Зато в комнате «4» давление в обоих баллонах поднялось на две десятые атмосферы, а это, между прочим, столб воды высотой с меня ростом. Глядя на манометры в четвертой комнате, я почувствовал острое желание вырезать новую ложку, самую большую из всех, которые когда-либо вырезал.
В кладовке, которую при приемке объекта я не осматривал, на стеллажах хранились электронные приборы, сумки с костюмами радиационной защиты, а также целый шкаф с противогазами. Среди этого имущества нашлась пыльная телогрейка. Облачившись в нее, я некоторое время стоял с закрытыми глазами, согревая вату остатками своего тепла. Чуть согрел. Теперь не страшно заглянуть и в морозильную камеру.
Напялив на лицо респиратор, с замирающим сердцем я спустился на второй ярус. За алюминиевой дверью в покрытой инеем комнате, признаюсь, я ожидал чего угодно. Что мертвый пришелец будет моргать веками. Что его мышцы будут подрагивать, как у оживающего Франкенштейна. Или что он, сидя на краю хирургического стола, встретит меня вопросом: «Че я здесь делаю, начальник? И какой сейчас год?»
...Хмырь в морозильной камере лежал в той же позе, в какой его со мной познакомил майор Фомин. Все-таки аутопсия – штука серьезная, после нее особенно не подвигаешься. Хотя с того момента, когда я впервые услышал шепот, меня терзала сумасшедшая мысль, что его издает этот самый пришелец. Лежит и шепчет. И звуки, спадающие с губ, магическим образом проникают сквозь трехметровый слой железобетона и катятся по лугу, точно стрекот кузнечиков.
В морозильной камере я пробыл недолго. Изучать пришельца желания пока не было. От близости к нему в горле стоял тошнотворный ком. Мерзкий он, наш собрат по разуму. Кроме того, холод начал проникать под фуфайку, а сырые волосы мигом прихватило ко лбу. Я покинул камеру, плотно закрыв за собой дверь, и стал подниматься по лестнице, попутно анализируя странности, творящиеся на моем, мать его, до чертиков специализированном объекте.
На грозу (либо какой-то другой связанный с ней феномен) тем или иным образом отреагировали все энлэошные артефакты, за исключением пришельца в морозильной камере и пирамидки. Ну, первому и не положено реагировать, мертвец все-таки. С отсутствием реакции у второй дела обстояли сложнее. Либо она вещь совершенно бесполезная, вроде речной гальки. Либо, наоборот, настолько исключительная, что для ее пробуждения требуется нечто помощнее небесного электричества.
Когда я поднялся на первый ярус, наверху больше не громыхало. Слышался только шум ливня. Я вернул телогрейку в кладовку, повесил на крючок респиратор. Некоторое время размышлял, потом снова заглянул в комнату «2».
Стеклышки на сукне лежали неподвижно.
Чудеса закончились. Никаких шевелений, никаких свечений. Галлюцинация капитана Стремнина... О сегодняшнем инциденте, пожалуй, стоит доложить Гаджиеву. Моей компетенции явно недостаточно, чтобы разобраться в странностях, которые здесь творятся. Оклада, кстати, тоже. Пусть Гаджиев связывается с Институтом, пусть вызывает «академиков», пусть они ломают головы над своими игрушками. А у меня другие задачи.
Интересно, наблюдал ли странности Фомин? А люди до него? Если да, то почему не предупредили, сволочи?..
Я поднимался к выходу из бункера, когда черная коробочка на поясе вновь ожила.
– Начальник! – вызывал меня Тарасыч. В его голосе сквозила непонятная истерика. – Начальник! Скорей сюда!
– Что случилось? – ответил я недовольно. Голова все еще была занята свалившимися на нее проблемами.
– Начальник, ты все еще в бункере, японский городовой? Поднимайся скорее! Мама родная, я такого в жизни не видел... – Его слова вдруг перекрыл оглушительный свист, идущий как из рации, так и сквозь проем распахнутой гермодвери. Единственное, что я успел различить, было его: – Че-о-о-орт!!..
Бункер вздрогнул от сильнейшего удара. Снаружи донесся впечатляющий грохот, который мог дать фору закончившейся грозе. Со швов в потолке посыпалась бетонная крошка. От неожиданности я выпустил рацию, она запрыгала вниз по ступенькам, извергая матюги Тарасыча.
Трясущейся рукой я подобрал казенное имущество и выполз из бункера, даже не вспомнив о том, что его нужно запереть. Грохот постепенно спал, и в ушах установилась какая-то неестественная вакуумная тишина.
Лил дождь. Территорию спецхранилища покрывали гигантские лужи. Небо затягивали низкие серые тучи. В одном месте в них словно пробили дыру, и наискось от нее у меня над головой протянулся исполинский столб сизого дыма – такой длинный, что, прослеживая его путь, мне пришлось крутануть головой на сто восемьдесят градусов. Конец столба врезался в лес на другой стороне реки, и оттуда на фоне мутного дождливого неба прямо на моих глазах распускался яркий огненный грибок.
