От двух бычьих туш остались только скелеты, да и те уже рассыпались.
Леха покосился на труп Пупсика — тоже пошел трупными пятнами? Похоже, здесь с этим быстро?
Но Пупсик не желал разлагаться. Только кровь сочилась из разбитого лица, да вились дымком стволы минигана.
Леха подождал, не отводя взгляда от бычьих туш, — где-то перед ними должен появиться желтоватый туманный шар…
Но шар не появлялся.
Леха еще раз огляделся, на этот раз скользя взглядом выше, по почти отвесному склону лощины. Обошел Пупсика и поплелся к краю долины.
С той стороны, откуда вбежал сюда, между крутыми склонами был узкий пологий подъем — к капищу. Словно проход к выходу между трибунами.
Только зритель всего один. Сатир стоял между гранитными блоками, сложив на груди ручки и привалившись плечом к камню.
Ухмыльнулся, встречая Леху:
— Ну что? Я тебе говорил, что будешь бегать, рогатый? Изображать кровожадного монстра и играть с малышами в салочки. Говорил?
Леха стиснул зубы, но что тут скажешь? Не по своей воле, конечно, стал бегать… Но ведь стал же. Именно это и требовалось хозяевам этой чертовой игры!
— А то ведь еще спорил со мной… А сам-то — вон, как миленький. Не прошло и полгода.
Леха открыл рот…
И замолчал. Стоп! Спокойно, спокойно. Сатир-то в этом не виноват, верно? Он такой же заключенный — просто при этом еще и редкая язва, похоже… Но это же не повод, чтобы начинать с ним собачиться.
Сатир прищурился, разглядывая Леху, но тоже не стал лезть в бутылку. Вернулся обратно к алтарю, вскарабкался на плоскую вершину. Помрачнел.
— Только ты это, рогатый… — покачал головой сатир. — Особенно-то не того, не доста…
Он осекся, а Леха уже разворачивался назад. Не только мордой, чтобы взглянуть, но и всем телом. Уже работая ногами и разгоняясь.
Вылетел из капища и стрелой понесся на шар тумана, повисший над травой.
Опять?! Опять этот чертов карапуз?!
— Легкой смерти! — донесся из-за спины глумливый голос сатира. — Да не спеши так, умереть всегда успеется…
Изо всех сил работая ногами, Леха несся вниз в лощину. На шар, где в желтых всполохах проступал черный силуэт. Может быть, получится убить его еще до того, как туман лопнет?
Тридцать метров, двадцать, совсем близко…
Неужели получится?!
Леха промчался последние метры, целя в шар левым рогом. Склонил голову, напряг шею и плечи перед ударом…
И кубарем покатился по земле. Удара не было! За миг до удара шар метнулся вбок и назад.
Там тяжело брякнули пластины бронежилета, с чавканьем вошли в чернозем каблуки…
— Есть! — Радостный детский вопль, и все утонуло в грохоте минигана.
Не оборачиваясь, Леха дернулся влево. А земля, где только что лежал, вздыбилась фонтанами чернозема и сбитой травы.
Разрывы пуль рванулись следом, но Леха уже дернулся вправо, нырнул в еще не опавшую земляную пыль и кружащие в воздухе травинки. И, не оборачиваясь, помчался на холм.
— Стой! Так нечестно! Стой! — завопил сзади рассерженный детский голос.
Снова врубился миниган, и Леха завилял влево-вправо, едва разминаясь с непрерывным потоком пуль. Чувствуя копытами, как вздрагивает земля от ударов пуль. Уже под самыми задними ногами…
Леха почти взлетел на вершину холма, перевалил на ту сторону, и миниган смолк.
— Так нечестно! Трус! Трус!
Леха остановился, развернулся и замер, прислушиваясь.
После грохота минигана в ушах звенело от тишины.
За холмом забухали тяжелые ботинки, взбираясь на холм. Шлепали пластины бронежилета, звякали ленты с патронами… и затихли.
Та-ак. Все же не совсем Пупсик?…
Не отрывая взгляд от вершины холма, Леха медленно попятился назад.
Старые следы никуда не пропали. На вершину холма вело три цепочки следов, наложившихся друг на друга. Значит, и на той стороне холма следы тоже должны идти почти по одной линии. Там их, конечно, всего две цепочки, но тут главное направление…
Из-за холма опять послышались шаги. На этот раз медленнее и гораздо тише… Крадется он так, что ли? Думает, что бесшумно? Так бесшумно мог бы подкрадываться к своей самке носорог, изнывающий от желания случиться.
Каждый шаг прекрасно слышно. И прекрасно слышно, в какую сторону смещается Пупсик. Решил идти не по следам, а правее…
Леха слушал эти шаги и тоже крался, только, в отличие от Пупсика, действительно бесшумно.
Шаги все ближе, ближе… Вот-вот покажется из-за травы металлический ежик волос…
Ботинки от души впечатались в чернозем, больше не пытаясь ступать тихо. Застучали пластины бронежилета. Пупсик выбежал из-за холма. Но не из-за самой вершины, а правее, метрах в десяти. Уже развернувшись боком, нацелив миниган на саму вершину, готовый облить раскаленным свинцом быка, несущегося туда…
И замер, так и не нажав гашетку электромотора. Дернул головой вбок — вниз по склону, по следам от копыт. Начал оборачиваться в направлении следов, уходящих еще дальше направо, за спину…
Леха тоже перестал красться. Рванул, разгоняясь с нескольких шагов, и на этот раз ударил рогом. Всадил его в живот, в щель между пластинами бронежилета.
Рог вошел до самого основания. В морду брызнула горячая кровь, и где-то вверху набух и лопнул кровавый нимб.
Туша Пупсика повисла на роге, голову дернуло вниз. Да тут все три центнера будет… Леха напряг шею, но не удержался и завалился набок. Чертов тяжеловес в броне!
Рог засел в теле и сам по себе не хотел выходить. Леха дернулся, высвобождаясь из тела. Не так-то это просто, черт бы его побрал! Еще и пластины бронежилета зажимают…
Наконец кое-как выбрался, поднялся на вершину холма и раздраженно выдохнул. От души. Из бычьей глотки вырвался громкий злой рев.
Под холмом уже висел туманный шар, сверкая желтыми прострелами! Лопнул, родив Пупсика, — и Леха рванул обратно за вершину холма…
Передышка случилась через двадцать минут.
Добив очередную аватару Пупсика, Леха быстро вскарабкался на вершину холма. Лег на траву, распоротую черноземными следами от копыт и ботинок, осторожно выглянул за вершину.
Ну, где там этот неутомимый малолетний балбес?
Вокруг холма валялись пять трупов Пупсика разной степени искалеченности. От почти целых — только разбитое лицо и кровоточат дырки в боку, между щитками бронепластин — до перемолотых почти в кашу тел. Это когда целиться рогом некогда и приходилось бить лбом, сбивая с ног, а потом копытами, копытами — всем своим бычьим весом, под две тонны…
Два бычьих трупа уже давно сгнили и пропали, а вот тела Пупсика и не думали разлагаться. Даже гнильцы не заметно. Бронежилеты не рассыпались ржавой трухой, миниганы все такие же целехонькие.