А так я понемногу переставал верить в успех. В глубине подсознания даже рождались слова успокоения для Катьки, на тот случай, когда неизбежность смерти Макса станет явной для всех. Но я знал, что в подобных обстоятельствах Катька может начать действовать неадекватно, что еще больше усугубляло ситуацию. Я впервые не мог выдать ей правду, поскольку правда всех нас могла до предела деморализовать. Если бы душа Кирилла не агонизировала сейчас в тонких сферах, я бы подумал, что он над нами хохочет. Но скорее всего, он хохотал над нами, когда разрабатывал план для своих войск. С него станется.
Давно я не испытывал такого отчаяния, как на этом марше. С какой стороны ни возьмись, а получалось, что выхода нет. Нас прижмут к дюнам и перестреляют. Мне даже подумалось, что это не худший вариант — погибнуть всем вместе. Если Олень не соврал, то посмертное существование может оказаться даже лучше прижизненного. Что же тогда заставляло меня цепляться за жизнь и терпеть лишения? Недоверчивость? Боязнь того, что Олень не властен над душами? Или просто инстинкт самосохранения?
Понятно, что в обычных условиях любая преждевременная смерть является злом. Потому что не позволяет накопить нужного количества энергии для перемещения энергетической оболочки в более плотные сферы. Но мне-то что? И мне, и Катьке, и Максу было обещано теплое местечко на острове в океане, независимо от той энергии, которую мы накопим. Так что же меня беспокоило? На самом деле я уже ощутил причину своего беспокойства, но она была настолько страшной, что сознание отказывалось ее принять. И состояла она в том, что никакого «независимо» не может быть. И Алиса, и Олень, и Дьякон говорили, что энергетические оболочки попадают в ту или иную сферу именно в зависимости от накопленной в течение жизни энергии. Так, в зависимости от энергии электрона, он попадает на ту или иную энергетическую орбиту. И если у него не хватает собственной энергии для попадания на нужную орбиту, то ему эту энергию придется сообщить извне.
Получалось, что Олень врал. Попросту врал, и все. Он был способен контролировать энергетические оболочки людей во время сна, но не после смерти. Потому что смерть включает совершенно другие законы, такие же непреодолимые, как законы физики. Точнее, вступают в действие именно законы физики, просто те из них, которые ученые пока не открыли или не обобщили до такой степени. Оленю было нужно направить мои усилия в нужное русло. Я был ему безразличен, и Катька, и Макс, и даже Алиса, хоть она из Хранителей. Для него существование нашей Вселенной всего лишь незначительный эпизод его собственной истории. Так можно ли ожидать от него выполнения каких-либо обязательств?
С другой стороны, я предполагал, что вранье не такое уж полное. Выполни я возложенную на меня миссию, это могло позволить мне накопить достаточную энергию. Хотя нет. Не сходятся концы с концами. Олень предложил мне выбрать место для посмертного существования, но ведь энергии я могу накопить лишь определенное количество! Значит, в нужную сферу мне не попасть, как ни крути. Разве что случайно. Олень мог позаботиться только о том, чтобы накопленная мною энергия переместила мою душу в достаточно комфортные сферы, не слишком тонкие. С Алисой все иначе. У нее действительно могла быть посмертная привилегия в силу того, что грибница, живущая в ней, выделяла в момент смерти очень определенную и дозированную энергию. Я вспомнил, как шевелилась грибница на теле убитого мной невидимки, и еще больше уверился в своей мысли. Когда Олень давал мне обещание переместить после смерти на тот замечательный остров, он, скорее всего, имел в виду то, что и я, и Катька, и даже Макс к тому времени будем заражены грибницей, Именно так: А чего я хотел от древнего демона? Ему ведь не понять простых человеческих эмоций и мотиваций. Он может их изучить, но понять не сможет.
Получалось, что не было никаких гарантий даже того, что мы с Катькой и Максом окажемся после смерти в одной сфере. Такого расставания я не хотел. Я готов был приложить любые усилия, чтобы оттянуть его на как можно более длительный срок, и это был серьезный стимул для выживания. Настолько серьезный, что я с корнями и метастазами вырвал из себя зародыш паники. Я был готов драться и победить, шутки и сантименты для меня в тот момент кончились. Это можно было назвать отчаянием, но не тем, когда люди рвут на себе волосы, а тем, с которым рубились древние воины в одиночку против десятков врагов. Я внезапно ощутил порыв, двигавший ими.
— Из автоматов все умеют стрелять? — спросил я, отклоняясь в сторону дюн.
— В детей? — подняв брови, спросила Катька.
— Да. Потому что нашей задачей сейчас является донести до Обрыва всего одного ребенка. Макса. А об этих — я неопределенно указал на запад — пусть заботятся их родители. Раз не уследили, то в данный момент я не готов брать на себя ответственность за весь мир. Она и так лежит на мне, черт бы ее побрал. На нас всех она лежит.
— Что ты имеешь в виду? — нахмурилась Алиса.
— То, что, когда мы отсюда выберемся, я очень сильно тебя попрошу указать мне проекцию Спящего Бога на нашу реальность. Но не затем, чтобы его разбудить.
— Не выбросил еще эту идею из головы?
— Почему я должен был ее выбросить?
— Потому что она невыполнима. В принципе невыполнима, понимаешь? Проекция Спящего Бога на реальность не является чем-то стабильным. Ее нельзя надолго физически локализовать в одном месте, не меняя всей системы проекций. Поэтому и тот фактор, который превращает сон Бога в кошмар, не является чем-то стабильным. Он постоянно меняется в зависимости от того, в каком месте реальности в настоящее время локализуется проекция Спящего Бога.
— Не понимаю, — признался я.
Катька понимала еще меньше моего, поскольку была совершенно не в курсе, но она молчала, прекрасно сознавая, что мы решаем какую-то важную стратегическую проблему. Она остановилась и опустила носилки с Максом в траву.
— Это не так просто понять, — вздохнула Алиса, тоже опуская носилки. — В мире существует только то, что снится Спящему Богу. В том числе и фактор, ухудшающий его сон. Фактически Богу снится, что какая-то хреновина превращает его сон в кошмар, поэтому эта хреновина существует. Причем совершенно не важно, какая именно это хреновина. Ее физическая суть не меняет сути происходящего.
— Стоп! — сказал я. — Существует древний текст, я слышал это от Дьякона, в котором говорится о ликвидации поражающего фактора. Какой-то шумер осушил болото вокруг гриба-проекции, и сон Бога сделался лучше на тысячу лет.
— Скорее всего это сказка. — Алиса помотала головой, раскидав по плечам рыжие волосы. — Или в те времена система проекций была иной. Грибов-проекций в сфере реальности было больше, намного больше, чем сейчас, и это делало саму реальность гораздо более стабильной. Соответственно, и стабильность проекций Бога была значительно выше. В одном месте такая проекция могла существовать несколько лет, а то и десятилетий, являясь частью общей системы. На самом деле, даже если это не сказка, твой шумер не мог улучшить сон самого Бога. Он мог только оказать воздействие на одну из точек системы проекций. Не устранить причину кошмара полностью, а только уменьшить ее воздействие.
