Он пробудился с горьким вздохом.
Ладонь Констанции все еще лежала на его затылке, но пальцы были бессильными, вялыми, а по ее щекам разлилась меловая бледность. Это было страшно – ее закрытые глаза, испарина на белом чистом лбу, сухие поблекшие губы и почти неощутимое, едва заметное дыхание. Торопливо поднявшись, Дарт схватил ее ладони и принялся растирать – ему казалось, что они холодны как лед и что его возлюбленная сейчас окаменеет, став восемнадцатым изваянием в шеренге плачущих дев. Но вот ресницы ее дрогнули, веки поднялись, пальцы стиснули руку Дарта, и на щеках заиграл румянец.
– Ничего, мой милый, ничего… Ментальный поиск отнимает силы, но все ушедшее быстро вернется… Ты что-нибудь вспомнил?
Он покачал головой.
– Жаль. Я очень старалась.
– Ты слишком старалась. – Дарт вытащил кружевной платок и вытер ей виски. – Мне тоже жаль. Жаль, что я заставил тебя сделать это… Принести воды? Может быть, сок или лекарства? Есть на Анхабе лекарства?
– Нет. Вспомни, я – не земная женщина и исцеляюсь без лекарств. Все, что мне нужно, – согреться на солнце. – Она слабо улыбнулась Дарту и добавила: – И чтобы ты был рядом.
Опустившись у ног Констанции, он обнял ее колени, запрокинул голову и долго, долго всматривался в ее лицо. Локоны, темные, как зрелый плод каштана, нежная стройная шея, ямочки на щеках, глаза-фиалки и губы, к которым вернулись упругость, влажность, алый цвет… Не имитация, не фантом – живая женщина… Его судьба, его награда…
– Мы разные, – тихо и медленно произнес Дарт. – Ты сказала: я – не земная женщина, не та, которую ты любил, я – другая… И с этим не поспоришь. Ты – человек Анхаба, я – человек Земли, и нас ждет скорая разлука: я улечу туда, куда велел Джаннах, и я не знаю, будет ли этот полет последним. Но я клянусь, моя госпожа, что останусь с тобой, когда мне вернут свободу. Клянусь хранить и защищать тебя до самой своей смерти, и, если это в моих силах, я подожду – подожду там, за гранью, пока ты не придешь ко мне. Или постараюсь вернуться… Вернуться в твоих снах и поделиться тайной, которую ты хочешь знать.
Она с улыбкой склонилась над ним.
– Ты лжец и хвастун, как все мужчины, мой дорогой. Вернись из своего полета и помни обо мне. О большем я не прошу.
Когда Дарт очутился на поверхности, зеленое время было на исходе. Небеса по-прежнему радовали глаз голубизной, но вдали, над морем, клубились полупрозрачные облака, предвестник ночных дождей, и тяжесть ощутимо возросла – сейчас он весил почти столько же, сколько на Анхабе или Земле. Его вытаскивали Глинт и Птоз; Джеб, как всегда, суетился, давал советы и спорил с приятелями.
– Целый, фря! – завопил он, едва Дарт вылез из ямы. – Целый, чтоб мне уснуть под деревом смерти! С руками и с ногами, и голова вроде бы на месте… А вот где зерна? Где добыча, спрашиваю?
– Нет там зерен, – буркнул Дарт, озираясь. – Ничего там нет!
Тьяни с Шепчущим Дождем сидели неподвижно, похожие на отчеканенных из серебра идолов с изломанными конечностями; Нерис, Ренхо и пограничники, столпившиеся по другую сторону колодца, жевали плоды и прикладывались к флягам, подчеркнуто не обращая внимания на лысых жаб. Но, кажется, ни та, ни другая сторона не собиралась затевать побоище – во всяком случае, до результатов первой разведки.
– Нет зерен? – Брови Джеба полезли вверх, Птоз хмуро насупился, а по отекшему лицу Глинта скользнула недоуменная улыбка. – Как нет? Разве такое бывает?
– Не бывает, – подтвердил Глинт. – Били молнии – есть дыра. Есть дыра – должны быть зерна. Есть зерна – будут бхо.
– Спустись и проверь, толстяк, – огрызнулся Дарт, глядя, как Нерис и Ренхо с группой воинов поспешно направляются к нему. Он снял оружие и принялся стаскивать скафандр, бросая отрывистые фразы: – Ничего там нет, братцы. Ничего! Ни туманов, ни огненных бичей, ни зерен. Есть камера – пустая, с колодцем в полу… Колодец недлинный, раз в пять поменьше верхнего. Под ним – огромная пещера… Гигантская! Сотня гор с побережья влезет! Но тоже пустая, лишь стены светятся. Спустись в нижний колодец и смотри, коль есть охота.
Подскочила Нерис, ощупала его руки и плечи, будто боялась, не прожгло ли их ядовитым дождем. Воины тихо переговаривались, подходили к колодцу, заглядывали вниз, качали головами. Ренхо, услышав, что в подземелье пустота, страдальчески скривился.
– Ничего! Как же так – ничего? Выходит, до нас обчистили? В древние времена?
– Точно! Обчистили, чтоб мне уснуть под деревом смерти! – Джеб хлопнул себя ладонями по бокам.
Свернув скафандр, Дарт протянул его вместе со шлемом ближайшему из стражей; тот, принимая груз, почтительно склонился. Мягкие ладони Нерис гладили его волосы – словно птица касалась крыльями.
– Не было там ни единого роо… ни рами, ни других… Эта пещера – не хранилище, что-то иное.
– А что? – Птоз выпучил глаза.
– Не знаю. Может, какая-то тварь там жила, да сгорела, когда ударили молнии. На стенках – слизь… – Сняв обруч визора, Дарт сунул его Джебу. – Ты самый легкий – полезай, взгляни. Света там хватает, обойдешься без факелов.
– И полезу, фря! – Щуплый маргар напялил обруч. – Ежели без дождиков и бичей, так почему не слазить?
– Бхо, – прохрипел Глинт. – Бхо там остался. Этот, шестилапый… – Он не тронет. Спит!
Голема Дарт оставил в нише, перед таинственной завесой. По габаритам выемка вполне подходила, будто сделали ее как раз на тот случай, чтобы украсить шестилапым изваянием. Инструкции помощнику были даны такие: не беспокоить посетителей, но к нише никого не подпускать.
Нерис молчала, а Ренхо все еще морщился и с унылым видом дергал головой в оперенном шлеме-раковине.
– Вот и закончилось балата… Пусто! Ничего! А мы сотню без малого воинов положили… – Хорошо хоть, не пять тысяч, – отозвался Дарт, вспомнив о несчастных даннитах, и, повернувшись к Джебу, придержал его за ремень. – Ты погоди спускаться, братец. Сейчас поищем тебе компаньона.
Он зашагал к тьяни, невозмутимо следившим за суматохой. Может быть, она представлялась им непонятной; может быть, они погрузились в дремоту, в подобие полусна – пару крайних глаз затягивали беловатые веки, средний был прищурен, тело наклонено вперед, а ноги подогнуты так, словно их перебили, и не в одном месте. Казалось, тьяни не нуждаются ни в еде, ни в питье и могут сохранять свою невероятную позу как минимум сутки, а то и целый месяц.
Дарт опустился на землю перед Шепчущим. Торс вождя тьяни был выпрямлен, и три темных глаза широко раскрыты. Глаза – не такие, как у людей, без радужины и зрачков, не овального, а щелевидного разреза.
– Я побывал внизу, – произнес Дарт на фунги, тщательно выговаривая слова. – Там нет ни зерен, ни ловушек. Только две пещеры друг над другом: верхняя – маленькая и круглая, как погребальный орех, а нижняя так велика, что не хватит веревок, чтоб опуститься на дно. Но у меня есть пластинка, которая делает далекое близким, и я осмотрел большую пещеру. В ней ничего нет.