Вздрогнул, чувствуя как немеют ноги и разом прошибает ледяной пот.
Способность чувствовать море… Способность, причинившая столько неприятностей, оттолкнувшая людей, среди которых он уже был своим, – исчезла! Как назло!!! Ведь на неё была вся надежда!
Он открыл глаза, вздохнул. Напоследок окинул взглядом морщинистую ткань моря с рваной бахромой брызг, цепочку бурунов возле тёмных камней, а за ними – темно-синюю лагуну с песчаной лентой берега. Такого близкого и недостижимого…
Эрван сгорбился, машинально вытер со лба солёную влагу.
«Ошибся ты, Салаун, – мелькнула горькая мысль. – И Лоэ, и Баст… все ошиблись».
– Эрван… А, Эрван… – Детский голос, робкий и настойчивый одновременно. – Ты чего стоишь? Ну давай, делай чего-нибудь, а?!
Он обернулся.
Конюх, Яник, старый Гоэл, матросы на вантах и палубе – все не отводили от него глаз. На лицах отчаянная надежда – а вдруг этот парень и впрямь перетащит нас через рифы?
Он стиснул зубы: до скрипа, до боли в дёснах – так, что заныли челюсти. Упрямо наклонил голову.
«Не раскисать! Подумаешь, моря не чувствую! Жил же раньше! И даже учился чему-то… Попробуй, дурень, – хуже все равно не будет. И не медли! Прав Яник: делай что угодно, но – делай!!!»
Он набрал полную грудь воздуха, гаркнул что есть мочи:
– Боцман!
– Да, капитан! – Голос Бастиана был спокоен и деловит, в нем не слышалось насмешки – только готовность выполнить любой приказ.
«Спасибо, Баст…»
– Убрать грот, поставить второй стаксель!
– Есть, капитан!
Матросы стряхнули оцепенение. Подгоняемые тычками боцмана, мигом вскарабкались по выбленкам, облепили рей. На бушприте захлопал стаксель и медленно пополз вверх.
– Рулевой!
– Есть, капитан! – залихватски отозвался Конюх.
«И тебе спасибо, старина…»
– Двадцать два румба!
«Так… В скорости теряем, в манёвре выигрываем. Пока вроде всё как надо. И люди заняты: правда – не все…»
– Боцман!
– Есть!
– Полотно на палубу, быстро!
– Не слышали, дурачье? Ты, ты и вы четверо – в трюм! – Громовой рык Бастиана легко перекрыл грохот волн.
Вместе с отчаянно пыхтящим Конюхом Эрван навалился на румпель. Яник что было сил тянул неподатливый брус с другой стороны.
– Давай, раз, два – три!
Упрямая деревяшка не желала уступать, норовила толкнуть в грудь, опрокинуть на скользкие доски…
– Раз, два – три!!! Ещё усилие, ещё… Всё!!!
«Горностай» лёг на новый курс. Эрван перевёл дыхание, огляделся: кусок смолёной парусины размером с грот уже вытащили на палубу.
«Хоть про это вспомнил – будет что под дыру подвести, если…» – Додумывать не хотелось. Да и времени не было.
Не обращая внимания на стылые брызги и порывистый ветер, он пристально, до рези в глазах всматривался в клокочущую пену.
Ну и? Куда ткнуться-то?
Эрван чувствовал, как беспокойство мало-помалу превращается в страх.
Ну не может, не может барьер быть сплошным! Море бы его давно сточило, проделало бреши… Только где?
Он угрюмо посмотрел влево, на бурлящие у чёрных скал волны. Потом вправо: оттенок воды между камнями был вроде чуть темнее. И пены как будто меньше… Показалось?
Он наклонился к Конюху, гаркнул в ухо, надеясь, что его крик ещё можно расслышать в грохоте волн:
– Девятнадцать румбов!!!
«Медленно… Ну до чего же медленно!»
«Горностай» преодолевал сажень за саженью: рифы щерились возле бортов, словно зубы гигантской пасти, готовой расплющить, перемолоть, утащить на дно… Волны бешено атаковали судно – гулкие удары воды о дерево перекрывали грохот прибоя.
Румпель резко дёргался, норовя выскользнуть из рук. Палуба мелко дрожала – словно корабль чувствовал опасность и боялся её.
«Ты только держись, старина… – Эрван изловчился, провёл ладонью по мокрому дереву. – Чуть-чуть осталось: а если дашь слабину – конец всем. Из этой каши не выбраться. Ни тебе, ни нам».
Эрвану почудилось, что корабль всхлипнул. Потом напрягся, словно загнанный зверь перед схваткой, – Эрван готов был поклясться, что слышит скрип каждого гвоздя в обшивке… И проскользнул между рифами, едва не царапнув дно килем.
Уф! Поживём ещё…
Эрван вытер лоб.
Дальше что?
Он окинул взглядом лагуну: ближе к берегу рифы становились мельче. Некоторые едва виднелись на поверхности, иные скрывались под водой – их присутствие выдавали пенные островки.
Дно паршивое, мелкое… Вон там, в ста саженях, – едва десяток футов наберётся. Не пройдём. Слева попробовать? Футов пятнадцать будет – а то и больше!
От неожиданности Эрван едва не выпустил румпель: десять футов, пятнадцать… откуда он это взял? Неужели?!
Он закрыл глаза… Да! Он снова чувствовал море: видел скрытые под водой каменные шипы, кожей ощущал буйные течения и водовороты.
Короткая вспышка радости быстро сменилась тревогой: он видел, как водяная масса, повинуясь ритму отлива, медленно откатывается из лагуны в океан. Поток усиливался с каждой минутой: ещё немного – и «Горностай» окажется на скалах. Тех самых, что он с таким трудом преодолел.
«Опоздали! Ещё бы час… – с горечью подумал Эрван. – И назад поздно, и вперёд страшно – мелеет».
Он хлопнул Яника по плечу. Притянул, заорал в ухо что есть мочи:
– Дуй к Басту, пусть ставит все паруса! Быстрей!
Повернулся к Конюху:
– Давай к команде, там каждый человек на счету.
– А ты? – Эрван скорее догадался, чем услышал ответ:
– Справлюсь.
Эрван остался один. Не спеша накинул на румпель верёвочную петлю. Закрепил. С тоской посмотрел на работающих в поте лица матросов.
«И кто сказал, что в минуту опасности раздумывать некогда? Да у меня целый океан времени: курс менять уже не нужно – остаётся ждать».
Эрван ругнулся вполголоса.
Вот, значит, каково это – быть капитаном! Отдать приказ… и ждать. И быть готовым к ответу за всё – что бы ни случилось.
В сердце будто вонзилась ледяная игла: Эрван вспомнил о Салауне.
Вот, значит, каково это – быть добровольно запертым в каюте, вслушиваться в тревожные звуки снаружи, в любой момент ожидать гибели… И каждую минуту, каждый миг выдерживать неистовую внутреннюю борьбу! Заставлять себя не делать ничего – и быть готовым ответить за всё.
Эрван физически ощущал, как уменьшается глубина: сорок футов, тридцать пять…
Буруны щерились возле бушприта: казалось, протяни руку – и упрёшься в ребристые камни.
Двадцать пять футов. Двадцать…
«Горностай» замер на мгновение, будто собираясь с духом…
Пятнадцать футов!
«Если будет мельче – сядем! Осадка не позволит». – О том, во что превратится корабль, он старался не думать.
– Вижу дно! – Напряжённый голос Бастиана едва пробился сквозь грохот воды.
Удар! Потом – оглушительный, рвущий душу скрежет. И треск – тошнотворный звук лопнувшей обшивки.
