Старуха подковыляла ко мне и невежливо оттолкнула – дескать, иди, теперь моя работа. Я пожал плечами и сел поодаль. Думал, что ведунья постарается вскрыть сосуд, но она уселась на колени и снова завела свои песнопения.
«Как же они мне надоели! – раздался в голове приглушенный голос Матушки-Земли. – Можно подумать, что она сама горшок разбить не может!»
«Боится, – подумал я. – Мало ли? Инициатива, говорят, наказуема».
Богиня коротко хихикнула, а горшок пошел трещинами и осыпался глиняной крошкой. Орки восхищенно взвыли. Еще бы – из-под осколков заблестели золотые монеты, брызнули искрами драгоценные камни.
– Бери, Шуфор-князь, бери и делай то, что собрался! – торжественно произнесла старуха.
Молодой богатырь поклонился так низко, как не кланяются даже старшим князьям, встал на колени и принялся собирать монеты в кожаный мешок. Но вдруг глаза ведуньи остекленели, рот открылся – словно вот-вот инфаркт хватит. Но обошлось. Затравленно оглянувшись, она подозвала меня и, выбрав из кучки несколько неограненных камней, вложила мне в ладонь:
– Не было такого, чтобы Матушка говорила в пользу мужчины! Но я верю своей душе…
Пришлось снова плюхаться на колени в жидкую грязь и тыкаться лбом в землю. А как иначе выразить благодарность?
В общем, когда мимо нас потянулись первые сотни всадников, я был богаче на полдюжины то ли алмазов, то ли еще каких минералов – не очень-то разбираюсь в геологии. Но если судить по взглядам ведуньи и Шуфор-князя, эти камешки здесь ценятся весьма высоко.
Я дождался, когда с нами поравняется «походный лазарет». Еще раз убедился в том, что Темный Властелин был весьма изобретательным генетиком, страдавшим, правда, гигантоманией. В волокуши с ранеными были запряжены звери, походившие одновременно и на буйволов, и на медведей: мохнатые, с когтистыми широкими лапами и украшенными длинными рогами головами. Подойдя поближе, я вздрогнул от неожиданности. Оказывается, волокуши не тащились по земле, а плыли сантиметрах в десяти над ней. Приглядевшись, я заметил под каждой повозкой выводок мелких духов воздуха и вдруг осознал, что ничего толком не знаю о мире, в который меня занесло. Оказывается, шаманы тут не только в бубен бьют, но при необходимости могут облегчать быт соплеменников. Только вот необходимость тут оценивается весьма строго.
Задумавшись о возможностях местных умников, я чуть не пропустил волокушу, на которой сидела Жужука. Ей пришлось помахать мне рукой, привлекая внимание:
– Эй, Мышкун, иди сюда! Нечего ноги бить! Лекарям тут место!
Устроившись под теплым боком орчихи, я вдруг понял, как устал, промок и продрог. Хлебнул «универсального исцелителя», но озноб не проходил.
– Да ты никак приболел, братишка? – забеспокоилась Жужука. – Так скинь халат, залезай под шкуры и грейся.
И потом, приняв грязный сверток, в который превратилась моя одежка, добавила задумчиво:
– А халат тебе новый надо – этот совсем старый уже. Ладно, спи, Мышкун, а я брата спрошу, может, поможет…
Мерное покачивание левитирующей волокуши, тепло не промокающих под дождем шкур, запахи мокрой земли, молодой травы, дыма, сырой шерсти… Я моментально уснул и проснулся, естественно, у костра в тумане.
Здесь меня, оказывается, уже ждали. На одном из камней расположился Богдан. На этот раз он походил не на галантного гардемарина, а на отпетого флибустьера. Левый глаз закрывала повязка, лоб охватывала темная бандана. Кроме кобуры с револьвером, на поясе висела сабля, а из-за пояса торчал еще один пистолет. В руках Богдан держал музейное ружьецо, ласково уложив цевье на сгиб локтя.
При моем приближении Богдан встал, стало заметно, что и его камзол полностью утратил свой прежний пижонский вид. Потрепали земляка, похоже, крепко, но выглядел он бодро и даже улыбался.
– Салют, зеленый! – помахал он рукой. – Наконец-то и ты тут. Не поверишь, только я собрался отдохнуть по-человечески, как все опять заверте…
– Я – тоже. Кстати, спасибо за топорик, выручил меня.
– Не за что! – отмахнулся Богдан. – А чего это ты нынче полуголый?
– Как спал – так и перенесся, хорошо хоть оружие при мне.
Я равнодушно пожал плечами и вдруг сообразил, что снятые перед сном сапоги тоже оказались на моих ногах. Причем по-прежнему полные грязной дождевой воды.
Стянув сапоги, я пристроил их поближе к огню, да и сам пересел так, чтобы было потеплее. Все-таки хорошая штука этот магический костер – и от обуви, и от штанов сразу же повалил пар, но жара я не ощущал.
– Что с глазом? – поинтересовался я.
Я все же доктор, хоть и психиатр. Клятву ту самую давал. Может, меня сюда вытащили в качестве лекаря?
– Стреляли.
Фраза из известного фильма улыбнула обоих. Я успокоился: если пациент не только болтает, но и улыбается, значит, все уже в порядке, рана не опасна.
Арагорн появился, как всегда, внезапно и с важным видом уселся на валун. Он был не в привычной мне «земной» одежде, а в какой-то попугайской хламиде, сплошь затканной золотом и драгоценностями, из-под которой, правда, торчали совершенно не подходящие по стилю берцы. Но больше всего умилял чепец (или все-таки берет?), украшенный разноцветными перьями и усыпанный самоцветами, с бляхой. Жаль, что Киркоров и Верка Сердючка не увидят, а то бы умерли от зависти и избавили бы россиян от своего творчества. Закинув ногу на ногу, бог тщательно расправил складки одеяния и уставился на нас взглядом университетского профессора, дождавшегося, когда к нему на зачет придет самый злостный прогульщик. От тяжести этого взгляда мне стало не по себе.
– Итак, господа, что вы знаете о Мироздании? – строго спросил Арагорн.
– Оно существует. Что-то еще? – моментально нашелся Богдан.
Ара сделал равнодушное лицо, закатил очи и кивнул мне: мол, с этим все ясно, послушаем тебя.
– Хочешь сказать, что земная теория Большого Взрыва не соответствует действительности?
– Ну, не совсем чтобы не очень… Веера действительно постепенно разбегаются, только все происходит не совсем так, как считают земные ученые. Ближе всего к реальности идея одиннадцатимерного пространства, которая описана в некоторых математических моделях…
– Где-то в глубине души я подозревал, что все зло в мире от математики… – пробурчал под нос Богдан.
Я молчал. Как-то так получилось, что квантовая физика с ее теорией суперструн прошла мимо меня, точнее, я – мимо нее. Человечество, может, что-то там и знает об одиннадцатимерном пространстве, а я – нет.
А бог тем временем продолжал лекцию: