— Бюреры? — повторил я. — Кого они притащили? И где они?
Доктор махнул рукой.
— Неважно, неважно, теперь я отослал их, я почти всех отослал, хотел остаться наедине с вами.
— Но там же ворота, — Лабус махнул рукой. — Твой самолет в них врежется.
Кречет снисходительно улыбнулся.
— А зачем на нем пушка? Когда колпак захлопнется, автоматика все сделает: разнесет ворота, даст старт. Останется только дернуть рычаг катапульты, уже снаружи. Курортник, я давно слежу за тобой. С того момента, как ваша группа подошла к вертолету. Следил через ваши переговоры, через глаза мутантов и аномалии. Так что же ты хочешь, Курортник?
Я молчал — вопрос был непонятен. Доктор объяснил:
— Вы двое — можете сесть в самолет вместо меня. Захлопнуть колпак и стартовать. Я не буду мешать. Капсула отделится, упадет в реку, вы спасетесь. Для вас это будет проход через всю доску, прямо в ферзи, — он вновь рассмеялся. — Взрыв будет не так уж силен, ведь я не хочу разрушить здесь все, в этом нет необходимости.
Я вспомнил про ту, кто находилась сейчас далеко отсюда, — собственно, я все это время ни на секунду не забывал о ней — и спросил:
— Дальняя часть Саркофага не пострадает?
— Нет, только этот зал. Так что же ты хочешь…
— Убить тебя.
— Да! Прямо сейчас? Конечно. Твой друг мечтает об этом, я вижу. — Кречет посмотрел куда-то в сторону, я проследил за его взглядом — на одном мониторе была шкала, по которой медленно ползла красная полоска. — Трансмутация почти завершена, но в этой деле даже секунды решают многое. Если вы убьете меня, то взрыв произойдет прямо сейчас и разлетевшаяся пыль не причинит вреда. Но вы погибнете, Курортник. Все, кто находится в этом зале, погибнут. Или вы спасетесь в катапульте самолета. Но тогда через несколько минут взрыв разнесет трансмутировавшую пыль на многие километры. Выбирай. Ты хочешь умереть?
—- Нет, — сказал я, поднимая пистолет и целясь ему в лоб. — Не хочу. Но это не важно, я уже выбрал. Иначе не пришел бы сюда, вернулся к Периметру, мимо постов…
— Ты решил за себя — хорошо, хорошо. Но можешь ли ты решать за своего друга? Можешь обрекать на смерть и его?
Еще мгновение я целился в Кречета, потом опустил пистолет. Посмотрел на бледного, дрожащего Лабуса. Он тоже посмотрел на меня — и вдруг приосанился. Плечи распрямились, в глазах блеснуло что-то. Я уже видел такое выражение на его лице — перед тем как на трубопроводе у Саркофага Костя вскочил и дал длинную очередь по снайперу на подъемном кране, и еще раньше, но всего пару раз. Это было опасное, недоброе выражение.
Лабус разгладил усы. И спросил:
— Кладовки те, где девчонка, далеко отсюда?
— Далеко, — сказал я. — Если тут взорвется, она не пострадает.
Он кивнул, поднял винтовку и выстрелил в доктора Кречета.
Начальнику особого отдела штаба Объединенного командования
совершенно секретно.
Взводное тактическое занятие отдельного десантно-штурмового взвода отменяю в связи с пропажей экспериментального образца. Всех операторов боевых усиливающих костюмов изолировать в отдельном блоке на территории части. Задействовать агентуру в пределах Периметра на предмет возможной утечки информации. Особое внимание уделить…
Руки Лабуса дрожали, да и вообще, чувствовал напарник себя явно очень хреново — он попал не в голову, а в плечо.
Доктор Кречет закричал.
Но сделал это беззвучно.
Откинувшись в кресле, продавив затылком спинку, он выгнулся, разинул рот. Наполнявшее его напряжение вырвалось наружу и волной покатилось вокруг.
Кречет сработал как мощная аномалия. Когда мы пересекали Пустошь и неподалеку включился трамплин, произошло что-то похожее, но сейчас — куда сильнее. Незримый вал искажения покатился во все стороны от человека в кресле. Затрещали напольные решетки.
Там, где проходила выгнутая граница искажения, из труб одна за другой выстреливали струи пара. Вал достиг нас, ударил по ногам — я едва устоял, а Лабус упал.
Доктор Кречет громко, с сипом вдохнул сквозь сжатые зубы, прижал ладонь к ране и крикнул:
— Предатель! Где ты? Послужи мне еще раз, Иуда!
Зеленые огоньки в темноте бытовки на мгновение погасли и сразу загорелись вновь — теперь они были ярко-красными. Кресло покатилось назад вдоль стены. Я трижды выстрелил вслед доктору, и оно перевернулось.
Вой включившихся сервомоторов почти заглушил звуки выстрелов. Заскрежетало, пол начал содрогаться — сильнее, сильнее… В бытовке возник силуэт. Раздался хлопок, ставший хорошо знакомым за последние сутки, и я отпрыгнул в сторону вагона. Между мной и Лабусом взорвалась сорокамиллиметровая граната.
Высокая угловатая фигура шагнула наружу.
В одной руке человек сжимал «Сааб», во второй пулемет. На нем был экзоскелет, я видел похожие во время тренировок на полигоне ОКа, только этот казался выше и тяжелее. Щелкали сегменты, жужжали сервомоторы-усилители, поблескивала кольчатая изоляция, защищающая кабели. Не слишком новая машина — кое-где налет ржавчины, по выпуклой стальной ступне течет струйка масла, черная крышка электронного блока перекосилась на винтах.
Внутри всего этого находился Вениамин Бугров. Причем экзоскелет не просто надели на него — монолитовца вшили внутрь машины.
* * *
Черный комбинезон и покатый шлем исчезли, монолитовец остался лишь в коротких рваных штанах. Сбоку между ребрами появились три раны, наскоро залитые прозрачным медицинским пластиком. От них отходили изогнутые трубки, приваренные к боковине длинной прямоугольной рамы, основной части экзоскелета. Кто-то — должно быть, сам Кречет, ведь недаром его называли доктором — снял кожу с кадыка, теперь там поблескивала выпуклая решетчатая нашлепка, за которой вверх-вниз ритмично двигалось что-то красное. От нашлепки к полусфере, облегающей верхнюю часть головы, спиралью тянулся провод. Колпак очень плотно прижимался к голове, слишком плотно… Я понял: черепа под ним нет, верхушку спилили, полусфера заменяла кость, а не прилегала к ней.
Граната «Сааба» взорвалась через мгновение после того, как я свалился за углом вагона. Осколки врезались в стенку, некоторые пролетели сквозь проломы, взвизгнули над головой.
Бьющий из-под днища пар окутал меня. Закашлявшись, я вскочил и с криком «Лабус!» бросился обратно.
Красный столбик на мониторе терминала увеличился почти на сантиметр. С воем сервомоторов, визгом и стоном трущихся друг о друга металлических частей Бугров сделал шаг. Лабус лежал на боку, спиной ко мне, ноги дергались. Я побежал к напарнику, на ходу стреляя, пули «файв-севена» ударили в стальные трубки, одна врезалась в полусферу на голове, другая срикошетила от пластины внизу живота, прикрывающей пах. Если бы монолитовец выстрелил из гранатомета второй раз, нам с Костей пришел бы конец, но он решил использовать пулемет в левой руке.
