Сержант посмотрел им вслед, покачал головой и направился к новеньким.
Галлен оставался в седле, чтобы простолюдин скорее понял, с кем имеет дело, и сержант действительно понял. Он откашлялся, поправил усы и, узнав по осанке офицера, отсалютовал ему, а Галлен отсалютовал в ответ.
– Здравия желаю, ваше благородие!
– И тебе того же, сержант. Что, тяжело приходится на государственных границах?
– По-разному, ваше благородие…
Сержант обошел вокруг Маверика. Клаус и Ригард, зная зловредность животного, опасались, как бы мул не укусил придирчивого сержанта, но Маверик, видимо, понимал, что ему светит обвинение в государственной измене, а потому лишь пожевал губами и упустил пару возможностей, когда мог укусить сержанта не только за плечо, но и за шею.
– А что в сундуках, ваше благородие?
– В одном тряпки, в другом – оружие.
– Оружие? Целый сундук? – не поверил сержант.
– Посмотри, если не веришь. Я не обижусь, ты же на службе.
– На службе. А ваше благородие в отпуске?
– В отставке.
– А что так? Вы, надо полагать, из королевской кавалерии будете?
– Ну и глаз у тебя, – улыбнулся Галлен, не слишком довольный тем, что перед слугами открывают его прошлое.
– Это просто, ваше благородие, у меня брат унтер-офицером в кавалерии, в Лунстромском полку. А вы в каком были?
– В Сурвортском, – нехотя ответил Галлен. – Лунстромцы нам соседями были.
– До чего же все закручено, а! Беги хоть на край света, а все равно либо земляка встретишь, либо просто хорошего человека.
Говоря все это, сержант постепенно обошел весь караван и, остановившись слева от Галлена, увидел мешок, который тот придерживал коленом.
– А что в мешке, ваше благородие? – спросил сержант, глядя Галлену в глаза. Тот выдержал взгляд, однако на вопрос не ответил.
Не зная, чего ждать, Клаус с Ригардом переглянулись. Они боялись, что хозяин затеет драку под носом крепостного гарнизона.
– Мешок придется показать, ваше благородие, – произнес сержант, кладя руку на рукоять меча.
– Смотри, – пожал плечами Галлен и, дернув за шнурок, развязал горловину.
Сержант подошел ближе, заглянул в мешок, но ничего особенного не увидел.
– Тут соль, – сказал он и засунул руку, чтобы эту соль разворошить, но неожиданно отскочил и, сорвав пучок травы, стал вытирать руку.
– Посмотрел? – спросил Галлен и, не дожидаясь ответа, стал завязывать мешок.
– Кто это? – спросил сержант.
– Тебе это так важно?
– Нет, – пожал плечами сержант. Ему еще никогда не приходилось бывать в такой ситуации.
– Если у нас все в порядке, может, мы поедем? – спросил Галлен, пристально глядя на сержанта.
Тот покосился на часового, потом еще раз пожал плечами и, махнув ему, сказал:
– Пропускай их, все в порядке.
Полосатая перекладина стала подниматься, и почти одновременно с этим в крепости ударил обеденный гонг.
Миновав границу королевства, за очередным поворотом отряд Галлена наткнулся на новый рубеж, на этот раз от лорда – владельца земель.
Здесь не было крепости и раскрашенной перекладины, их роль выполняли шалаш и скамья у дороги, на которой помещался весь гарнизон рубежа – двое алебардистов и сборщик пошлины в чине писаря.
У писаря имелись ящичек для монет и переносное бюро на ремне, которое он вешал на плечо и оттого походил на ярмарочного шарманщика.
– Добро пожаловать в земельные владения лорда Леммеля Бринкстольского, – произнес крючкотвор заученную фразу и, поднявшись со скамьи, вышел на дорогу.
– И вам всяческих благ, достойные слуги своего господина, – нараспев ответил Галлен, перенимая манеру писаря.
– С добром или злом к нам пожаловали? – спросил тот, почесываясь пониже поясницы.
– С добром. Конечно, с добром, – ответил Галлен.
– В таком случае вы должны внести в казну лорда проездной налог за двух лошадей и трех человек.
Сказав это, писарь открыл крышку бюро, где оказался заготовленный пергамент, наполовину исчерканный записями налоговых поступлений.
– Итого с вас будет…
Писарь опять почесался, затем прищурился и, снова взглянув на Галлена, выдал результат расчетов:
– Один талер серебром.
– Я не против заплатить налог уважаемому лорду, – сказал Галлен, пряча улыбку, – но хотелось бы узнать, какие же налоги положены за каждого из нас, а также за наших животных.
– За человека – крейцер, а за лошадь – тоже крейцер, – честно признался крючкотвор.
– А за мула?
– А у вас есть мул?
– Конечно, вон он, – ответил Галлен, указывая через плечо.
– Да, действительно мул, – согласился писарь. – За мула полагается четвертина.
– Вот и замечательно. Значит, за троих людей по крейцеру, за лошадь тоже крейцер, итого четыре, правильно?
– Правильно, – вздыхая, согласился писарь. Ему снова попались грамотные проезжающие.
– И четвертинка за мула. Итого четыре крейцера и четвертинка. Вот, пожалуйста, получите…
С этими словами Галлен ссыпал монеты на перепачканную чернилами ладонь писаря.
– Все, мы можем ехать?
– Только после записи, ваша милость, у нашего лорда во всем должен быть порядок.
– Ну, раз порядок, записывай.
Когда все формальности были улажены, писарь закрыл бюро, запер на крохотный замок денежный ящик и сказал:
– Проезжайте, только в первом трактире на ночлег не становитесь.
– Почему это? – усмехнулся Галлен, трогая лошадь.
– Не подходит он для ночлега. Поесть – да, рулет там дают отменный, а еще пшенная каша со шкварками хорошая, но ночевать не советую.
Ни Галлен, ни Клаус с Ригардом значения словам писаря не придали. Они были измучены дальней дорогой и ночевками в лесу, поэтому очень обрадовались, когда мили через полторы на обочине дороги показался сложенный из серого песчаника большой старый дом с башенкой. Его затейливая архитектура, барельефы и два выдающихся в палисадник портика наталкивали на мысль, что прежде это была чья-то усадьба, и, уж конечно, этот дом появился здесь до того, как в этом месте пересеклись две дороги.
Возле крыльца стояли два подрессоренных возка с лакированными коробами, запряженные легконогими гнедыми кобылками. Увидев их, жеребец Галлена затряс головой и заржал, а кобылы с готовностью отозвались.
– Нет, Карандер, не время сейчас, – предупредил его Галлен, прикидывая, как поставить жеребца, чтобы его не беспокоили кобылы.
Привязав животных к коновязи, путники поднялись по выщербленным ступеням и оказались в просторном зале с закопченными потолками. Здесь стояло не менее тридцати столов, но заняты были только два.
За одним сидели двое добротно одетых господ, судя по всему, барышники и владельцы подрессоренных возков, а за другим одинокий посетитель в высоких черных сапогах и темно-зеленом мундире.
