Киснарос также это понял.
— Щиты! Я хочу поднять их прежде…
Командная палуба озарилась второй слепящей вспышкой. Первая полыхнула снаружи, от нее мы просто отвернулись. Но на этот раз нам так не повезло. Она произошла достаточно близко, чтобы ее ощутить, и это чувство было мне знакомо.
III
Никогда не видел воина, бегущего в терминаторском облачении. Он несся сквозь пламенный туман телепортационной бури без единого намека на неуклюжесть, которую я испытывал на Армагеддоне. Каким бы невозможным зрелищем это ни казалось, клянусь, я слышал громыхание его ботинок и вопль протестующих сервосочленений сквозь рев разваливающегося вокруг нас корабля. Из-под каждого его стремительного шага вырывались искры.
Я даже представить себе не могу силу и гнев, необходимые для того, чтобы заставить терминаторскую броню действовать подобным образом. Я выстрелил в него. Малхадиил выстрелил в него. Наши штурм-болтеры взревели и загрохотали, вырывая куски керамита без всякого, казалось бы, видимого эффекта.
На полдороге серый воин выскочил на пульт управления, сокрушив его бронированным ботинком, и, оттолкнувшись, запрыгнул на центральную часть мостика. Несмотря на скорость, в его движениях не было ни грации, ни ловкости, только злость и неудержимая сила, которые напрягали сочленения его доспехов до абсолютного предела прочности освященного керамита.
Малхадиил и я двигались в идеальном единстве тех, чьи разумы переплелись. За один удар сердца секира Волка повалила Мала на землю, отрубив ему ноги. Я крутанул посохом, чтобы парировать оружие, которого там уже не оказалось. Лезвие огромной секиры размытым пятном мчалось ко мне совершенно под другим углом и врезалось мне в шлем с такой силой, что я полетел с платформы. Я почувствовал, как треснула лицевая кость, после чего перевалился через поручень. Пролетев шесть метров, я рухнул на палубу занемевшей грудой.
Я посмотрел вверх, наполовину ослепленный кровью и дезориентированный настолько, что потерял чувство равновесия. Даже на то, чтобы просто подняться на ноги, мне не хватало сил, и я сомневался, что смогу победить. Мое лицо опять было разбито. Череп разрывался от боли.
Слабый лазерный огонь оставлял ожоги на доспехах старого воина, на что тот не обращал совершенно никакого внимания. Несколько лазерных лучей даже смогли угодить в цель, задев плоть под слоями брони, хотя воин уделил им не больше внимания, чем остальным.
Трое флотских силовиков, сжимавших лазерные винтовки, погибли один за другим. В грудь первому и второму угодили болтерные снаряды, в лицо третьему вонзился архаичный метательный топор, и силовик повалился на палубу, дергаясь, будто сломанный робот.
Анника оскалилась, перезаряжая болтер.
«Айя! За верховного ярла! За Этт!»
Киснарос встал перед старым воином, безоружный и облаченный лишь в церемониальные силовые доспехи. Он ничего не говорил. Ему даже не дали шанса прошептать прощальные слова.
Секира старого воина не замедлилась, проходя сквозь тело. Голова лорда-инквизитора Киснароса слетела с плеч и покатилась по ступеням. Тело повалилось секундой позже, рухнув обратно на командный трон.
Стоящий посреди горящего мостика Логан Гримнар одной рукой воздел секиру Моркаи и взревел. Из всех членов команды, которые потянулись к личному оружию, два десятка офицеров бросили свои посты и ринулись к спасательным капсулам.
+ Гиперион. Гиперион, помоги. +
+ Мал. +
Я поднялся на ноги и посмотрел на ступени. Малхадиил, оставшись без бионических ног, полз по палубе. Его керамитовый нагрудник скреб по решетчатому покрытию.
Ярл Гримнар подошел к нему.
+ Мал! +
Он перекатился, поднимая штурм-болтер, но секира, став серебряным пятном, отсекла ему руку. Конечность заскользила по палубе, а с ней и болтер.
Я открыл огонь. Я палил из штурм-болтера, пока не израсходовал все снаряды, недоверчиво смотря, как они разрываются на лезвии секиры-реликвии. Я потратил семь болтов ради жалкой победы — чеканные позолоченные волки покрылись черной гарью.
Ярл Гримнар занес секиру, прижав ботинком грудь Малхадиила. Я сорвался на бег.
— Так будет с каждым сыном предательской змеи из вашего бесчестного ордена.
Нет. Нет. Я потерял Галео. Потерял Думенидона. Потерял Сотиса именно из-за своей слабости. Энцелад лежал в коме и, вероятно, никогда больше не очнется. Я не потеряю еще и Мала. Он был последним, моим единственным братом, единственным шансом не нарушить клятву, данную мной во имя нерушимого братства. Энергетические батареи на ранце затрещали и стали плеваться колдовскими молниями в ответ на мою бессильную злость.
Анника выбежала передо мной. Я отшвырнул ее в сторону волной кинетической силы, приложив спиной о горящую стену. Другие Волки — воины, которых я даже не заметил, когда они телепортировались на борт — открыли по мне огонь от стен зала, откуда они расстреливали команду. При каждом попадании я шатался, задыхаясь в дыму умирающих доспехов. Я закричал, когда секира опустилась, издав бессловесный, лихорадочный вопль постыдного отрицания.
В ту же секунду я бросился в ад за реальностью.
IV
Секира опустилась.
Мы стояли с ярлом Гримнаром лицом к лицу, оскалившись друг на друга. Его секира задрожала, лезвие было крепко заблокировано древком черного посоха. Я чувствовал, как призрачное пламя наполняет глазницы, обесцвечивая и выжигая все цвета. Даже сквозь блеклое пламя я заметил в мрачном взгляде Великого Волка тревогу.
+ Нет. +
Скрипнув клыками, он заворчал. Если это ответ, то довольно неубедительный.
+ Нет. +
Старый воин напрягся, надавил сильнее, и его лицо скривилось в хищном оскале. Мой посох — трецентийские руны на его черном древке пылали раскаленно-белым цветом — задрожал, когда его стало пригибать к палубе. Я не мог выстоять против терминаторской брони. Я почувствовал, как огонь, полыхающий у меня в глазах, начал остывать.
+ Брат, + прозвучал угасающий голос Малхадиила. + Прикончи его. +
+ Я… я не могу… +
+ Ты расколол проклятый клинок демона. Прикончи этого смертного ублюдка-полукровку. +
Я улыбнулся, снова оскалив зубы, едва не рассмеявшись. Мой голос походил на протяжный утробный рык.
— Не говори мне о чести… — Белое варп-пламя стало свиваться вокруг моих кулаков шипящими кольцами: — Ты… так же виновен… как мы. Это Империум Человечества, Старый Волк, а не сказочная империя блаженства и радости. Мы — Дар Императора. Мы знаем, что должно быть сделано. Мы никогда не позволим упрямой гордыне и излишней доброте ослепить нас перед настоящим врагом.