Но чем меньше кораблей на орбите — тем меньше каналов связи и наблюдения, которых и так не хватает катастрофически. И это как раз в тот момент, когда началось, наконец, наступление на западе, а наступление на востоке, наоборот, увязло в людской массе, которую уже с первых дней войны смог выставить против врага великий вождь Бранивой.
Когда информационная плотина на перешейке между Закатным полуостровом и материком была прорвана, и Бессонову не осталось ничего, кроме как начать наступление на Гаван и далее на Краснаморсак и Уражай, начштаба легиона, надо заметить, вздохнул с облегчением. Хаос, который воцарился на исходном рубеже уже через сутки после высадки, пугал Бессонова и усугублял его неверие в конечный успех.
Все преимущества компьютерного управления перемещениями войск сходили на нет по той простой причине, что легионеры-земляне в массе своей впервые увидели компьютер уже после реинкарнации и неделя или даже месяц обучения не могли восполнить этот пробел в образовании. Даже офицеры порой тупо пялились в дисплей, как баран на новые ворота, в упор не понимая, чего эта бездушная железяка от них хочет.
А в результате подразделения то и дело заползали не туда, теряли свое место в полосе сосредоточения, принимали своих за врагов, а врагов за своих и по этой причине то вступали в нешуточный бой с легионерами из соседней фаланги, а то запросто пропускали через свою зону ответственности практически безоружных окруженцев.
Конечно, в наступлении продолжало твориться все то же самое, но тут хотя бы было известно общее направление движения и примерное местонахождение врага. А поскольку город Гаван был все еще не готов к обороне, окружить его не составило труда.
На городских улицах было хуже. Эффект внезапности, который помог легионерам так лихо захватить Чайкин и весь Закатный полуостров, через несколько дней ослаб. Все-таки шла война, и хотя Гаван считался тыловым городом, в нем наводилась военная дисциплина и было полно мобилизованных граждан, и некоторым даже успели выдать оружие.
По этой причине целых три фаланги возились с этим городом три дня. Но еще шесть в это время продвигались дальше по побережью, расширяя плацдарм. В южной части перешейка восемь фаланг делали то же самое, и на третий день наступления вся эта сила развернулась на восток и ринулась вперед.
Маршал Тауберт ставил Бессонову задачу взять город Уражай, но сам начштаба легиона так далеко пока не заглядывал. Прежде надо было добить целинскую 5-ю армию, которая, потеряв в разбомбленных эшелонах большую часть своей техники и боеприпасов, теперь чуть ли не пешком возвращалась назад с приказом отбить родной Гаван и любимый всеми целинцами Чайкин.
А кроме 5-й армии у целинцев были здесь и другие соединения, тоже ослабленные отгрузкой самых боеспособных частей на восток, но ежедневно получавшие пополнения по мобилизации.
Бессонов ясно видел перспективу. Еще немного, и целинцы придут в себя. С наскока их не взять — слишком велика территория. Наступление может развиваться сколь угодно быстро — но сопротивление будет расти еще быстрее.
Единственный шанс — противопоставить массе целинцев другую массу: тех же целинцев, но перешедших на сторону легиона. Но для этого нужна длительная подготовка. То есть то, что Бессонов предлагал еще до вторжения. Захватить Закатный, перекопать перешеек и сидеть там до тех пор, пока не будет подготовлено войско, способное на равных сражаться с целинской народной армией.
Ресурсов бы хватило. 144 миллиона жителей — это хороший мобилизационный потенциал. Хотя в материковой части Народной Целины людей в десять раз больше, это ничего не значит. У Бранивоя еще и восточный фронт, а с другой стороны, нет такой техники, как у легиона.
Но Тауберт эту идею отверг, и провести ее явочным порядком тоже не получилось. Однако Бессонов даже теперь заботился больше не о том, как захватить Уражай и продвинуться вглубь материка на максимальное расстояние, а о том, как обезопасить перешеек от контрнаступления целинцев.
Но уже через несколько дней стало ясно, что даже для этой цели у западной группировки легиона слишком мало сил.
— Надо снимать фаланги с полуострова, — говорили ближайшие помощники Бессонова, имея в виду те части, которые остались в тылу у наступающих сил для окончательной зачистки территории и борьбы с окруженцами и партизанами.
Но если снять эти фаланги и бросить их в бой, то легион потеряет контроль над полуостровом — контроль, который еще толком не установлен.
Но и Ставка твердила то же самое. Пал Страхау собирает своих людей, которые справятся с тыловыми проблемами и без помощи землян. Снимать фаланги целиком пока рано, но раскулачивать их в пользу главного фронта уже можно.
Но Бессонов ни в какую не хотел отдавать оккупированные территории на откуп Страхау. Пока земляне остаются там, сохраняется надежда создать нечто, похожее на противопоставление «добрых парней из Вермахта» «гнусным зверям из СС» (причем в роли последних будут выступать целинцы на службе у Страхау).
Но если земляне уйдут, то, зная методы Страхау, можно не сомневаться: целинцы в массе своей проклянут и легион, и всех, кто примет его сторону. И это вызовет не только тотальную партизанскую войну, но и другой эффект.
Пока что целинские обыватели, которым надели на шею самоликвидатор, в массе своей готовы ради спасения своей жизни (или хотя бы ради шанса на спасение) воевать на стороне легиона против своих соотечественников. Но когда за работу возьмется Страхау, можно ожидать таких последствий, что те же обыватели в большинстве предпочтут скорее самоубийство, чем сотрудничество с оккупантами.
И уж во всяком случае легионерам придется опасаться мобилизованных больше, чем врагов. За всеми не уследишь (особенно когда особая служба теряет каналы наблюдения один за другим), а в бою так легко незаметно всадить «однополчанину» очередь в спину.
Поэтому Бессонов решил сделать все, чтобы не допустить ухода земных фаланг с полуострова — даже если ради этого придется остановить наступление.
Но наступающие части требовали пополнений. Они нуждались в людях, технике и боеприпасах. И хотя роковой сотый день приближался неумолимо, а график отгрузки пленных в уплату «Конкистадору» ежедневно срывался, что тоже грозило Бессонову серьезными неприятностями вплоть до отрывания головы в буквальном смысле слова, с каждым днем становилось все яснее, что без «раскулачивания» не обойтись.
Понятно, что фаланги, которые добивают на полуострове большие группировки окруженцев, трогать нельзя ни под каким видом. Зато город Чайкин уже несколько дней как очищен от активных солдат противника, а серьезное гражданское сопротивление в нем еще не развернулось.
