— Ёп!!! Живая! — показал егерь на каталку в дальнем углу за перевёрнутым топчаном. — Шевельнулась…
Масканин подошёл. Сердце его ёкнуло, откуда-то рядом донёсся утробный рык. Через мгновенье он понял, что рычал он сам.
Девушка лежала на каталке совершенно нагая. Лицо в ссадинах, всё тело в синяках и в корках засохшей крови. Она ещё дышала, иногда с еле слышными хрипами. Она уже не жилец. Со вспоротым животом не выживают.
— Она же… — прошептал егерь. — Она же была…
— Заткнись! — Масканин вогнал бебут ей в сердце. — Всё… Отмучалась девочка.
На улице урчали моторами санитарные машины. Егеря грузили в них носилки с узниками. Ни криков, ни ругани, всё происходило в полном молчании.
С грузовиками прибыл полковой особист ротмистр Муранов, сопровождавший офицера ХВБ и двух представителей военной прокуратуры. То что эта двоица — вонпрокуроры не вызывало сомнений, их нестроевые мундиры выделялись даже в сумраке.
— Ты что, Макс? — спросил Муранов, прикуривая.
— Хандец…
Прокурорские переглянулись, а ротмистр отвёл Масканина в сторону и вновь спросил:
— Живых много?
— Иди сам смотри.
— Я-то посмотрю. А ты голову не теряй. Мне нужно знать, сколько машин ещё пригнать надо.
— Этих не хватит, — махнул рукой поручик. — Слушай, ротмистр, там в одной камере пыточная… Наших там расшматовали…
— Сфотографируем. Потом фотокарточки на опознание в пятьдесят первую дивизию отправим. Ну и к нам в полк. Или даже в бригаду.
— Одного я опознал. Прапорщик из батальона Котельникова. Я у него неделю назад в маршевой роте егерей отбирал. Он после ранения в ЗП попал, говорил, что с трудом в переменные перевёлся.
— Фамилия как?
— Да не знаю. Не спрашивал. Сказали Юркой звать, так и звал его по имени.
— Ладно. Скоро сам узнаю. Мне надо чтоб ты экскурсию устроил. Видишь прокуроров?
— Индюков этих водить? Неа, нахрен оно мне надо.
— Эти индюки, как ты их назвал, из управления фронта присланы. Они всё зафиксировать должны. А этот гауптманн — из управления пропаганды ХВБ. Тоже фотографировать всё будет, да записывать.
— Да пусть сами идут. С меня хватит.
— Гауптманн пойдёт, ему не привыкать. А эти… Они настаивают, чтоб ты присутствовал, как командир подразделения, взявшего тюрьму.
— Что надо подпишу. Но пусть они сами… У меня своих дел по горло.
— Ну как знаешь.
Вдруг прозвучал близкий выстрел. Масканин обернулся.
— Кто стрелял?!
— Во внутреннем дворе! — крикнул в ответ один из егерей.
— Потом договорим, — бросил Максим Муранову.
Во внутренний двор тюрьмы были пригнаны пленные велгонцы из 1436-го пехотного полка. Их заставили разрывать могильник, по краям которого были выставлены три найденных в тюрьме прожектора. Жалюзийные решётки на прожекторах были почти прикрыты, поэтому свет не слепил и достаточно разгонял темноту. Егеря, стоявшие в оцеплении, не столько охраняли пленных, сколько следили за местными женщинами, с воем порывавшихся броситься к могильнику. Сквозь женский плач поручик с трудом различал причитания хаконок, надеявшихся отыскать тела родственников.
Кирками, ломами и лопатами пленные усердно всковыривали смёрзшуюся почву. Они спешили, подгоняемые пинками и угрозами. Верхние пласты земли были уже сняты, показались первые слои тел. Масканин отвернулся, отвлечённый маячившим на крыше егерем, сбросившим велгонский флаг с флагштока под самым козырьком крыши. Проследив падение знамени, поручик повернулся обратно. Чёрт возьми! Ему показалось, что не стало хватать одного из пленных. Так и есть! Тот лежал на краю воронки, истекая кровью. Кто-то из егерей его прирезал.
— Дорофеев, ко мне!
— Слушаю, командир! — козырнул и вытянулся в струнку сержант.
— Наблюдаю двадцать шесть пленных. После окончания работ, чтоб их столько же и осталось. Ясно?
— Так точно!
— Они — не 'серые'. Они просто солдаты.
— Они нелюди, — резко и с ожесточением сказал сержант.
— Приказ ясен?
— Так точно…
— Хорошо, что ясен. Они может и нелюди, но не все подряд. И мы — не они. Подумай над этим, Дорофеев. И ребятам скажи.
…Прошло около двух часов пока прокурорские возились в подвалах. На улицу они вышли бледные и угрюмые.
— Что они делают, ротмистр? — спросил старший из них с погончиками военпрокуроара 1-го класса.
— Узники среди своих опознали 'серого', — пояснил Муранов. — Этот гад переоделся, хотел под видом жертвы плена избежать. А второй трупом притворялся. Его егеря в окно выбросить хотели, а он дёрнулся.
— Понятно. Но я не об этом! Зачем им штаны снимают? Это же произвол! С пленным надлежит обращаться по правилам войны. Их трибунал судить должен.
— А смысл? — на чистом русском спросил гауптманн ХВБ. — Что так, что этак в расход.
— Это трибуналу решать, господин Хайне! А вы, господин ротмистр, я требую, чтобы вы не медля вмешались и пресекли это безобразие!
— Господа, давайте я вам водки лучше налью, — предложил Муранов. — Может в себя придёте.
— Вы с ними за одно? Имейте в виду, ротмистр, я этого так не оставлю. Я этого поручика засажу! Я это изложу в докладной на имя…
— В жопу себе её засунь, — буркнул Муранов и подкурив новую сигарету, отошёл поближе к егерям.
— Это вам не прогулка, господа, — скрывая усмешку, произнёс хэвэбэшник. Ему в чём-то было весело наблюдать растерянность старшего прокурора. — Это обычная фронтовая проза…
— Но что они делают? — спросил второй прокурор.
— Видите вон тех егерей? — показал гауптманн. — Те, что с обструганными колами…
— Вы хотите сказать… Но это же дикость! Это же…
— Вам мало того, что вы в подвалах увидели? — со злостью спросил гауптманн. — По вашему, этой 'серой' сволочи достаточно пули в затылок? Честную пулю?! Нет уж! Много чести! Им именно так и надо! Чтоб не сразу издохли!
____________________
(*) Передняя — проходное помещение при парадном входе в здание
Тыл Невигерского фронта. 29 января 153 г. э.с.
Лютенбург был небольшим городком в полусотне километрах от Тарны, русская армия его заняла 24 января. В сложившейся на фронте обстановке Лютенбург не давал велгонским войскам позиционной выгоды и потому город был сдан без боя. Впрочем, оставить город велгонцам пришлось после флангового охвата танкового корпуса Трикутного. Отходящие через Лютенбург соединения велгонцев устремились в направлении Тарны, дабы отчасти прикрыть оную, а отчасти влиться в состав свежих корпусов на Тарнском участке фронта. Теперь же Лютенбург находился в армейском тылу 8-й армии генерала Леснянского.
