Например, вашу радиограмму об отправке «Синдбада».
– Это было инициативой Джефа.
– А ответственностью вашей. Машину будете забирать?
– Да.
– Распишитесь-ка, господин президент.
– Бросьте, Григорий Михайлович. Президентом я был всего двое суток, в другой жизни и на другой планете.
– Какая разница. Был, значит, был. И точка. Чем плохо?
Чем плохо, чем плохо… я назвал только одну из причин.
– Знаете, когда теряешь власть, абстиненция получается. Вот что плохо.
– А. Меня однажды тоже с эскадрильи сняли. Так я чем спасался?
Я усмехнулся.
– Догадываюсь. Только времена были другие.
– Времена меняются, а порядки остаются. Все же распишитесь, Владимир Петрович.
И он протянул толстый «Паркер» с золотым пером. Помню, где-то такая ручка мне уже попадалась. Но где – не помню.
Я расписался и пошел к своей машине в самый дальний конец стоянки. Мимо длинной линейки лощеных «Лексусов», «Туарегов», «Кайенов». По счастью, времена, когда я мог позволить себе самое дорогое авто, осталась далеко позади. В дымке. За горизонтом. В прошлой жизни то есть. Теперь я владел лишь скромным, видавшим виды «Фьюжном». Среди всех фордовских моделей по стоимости он уступал только совсем уж молодежной «Фиесте». Но ничего, ничего. Это ли беда?
Я открыл дверцу, и на сиденье тотчас просыпался ворох снега. Так была устроена крыша моего нового лимузина. Имелись у него и другие недостатки – передний свес цеплял бордюры, в багажник набивалась пыль, слишком жесткая подвеска передавала удары в корпус, а музыкальный центр воспринимал только древние CD-диски. Впрочем, на скорости больше девяноста километров в час музыку во «Фьюжике» не слишком-то и послушаешь, все забивает гул резины.
Тем не менее наш «Крутолобик», как его называла Алиса, оказался ладной машинкой. Прекрасно держал дорогу, замечательно входил в повороты, а во время путешествия на Валдай продемонстрировал неожиданную проходимость по грязи. Высокий потолок, регулируемые кресла, ухватистая баранка, что еще человеку надо? Если без претензий, конечно. Должен признаться, роскошные авто из прошлой жизни теплых чувств вызывали у меня меньше. Ничего удивительного, чем дешевле машина, тем дороже она владельцу.
* * *
Я прогрел мотор, выкурил первую за день, а потому совершенно законную сигарету, развернулся, преодолел ледяные буераки, выехал со двора.
Новогодние каникулы еще продолжались. Машин попадалось мало. На МКАДе даже пришлось придавить, чтобы не выбиваться из потока. Но где-то с района Перхушково поток загустел, и я предусмотрительно выбрался в правый крайний ряд.
Погода стояла отличная. Безветренная, ясная и безоблачная. Справа от дороги просматривался лес вентиляционных труб над комплексом подземных убежищ «Снегири», до которого было километров поболее двенадцати. Небо голубело, солнце сияло, снег блестел. На его фоне четко выделялась ломаная, угловатая фигура главного создателя подземного комплекса, способного принять до тридцати тысяч человек пожизненно.
Внешне фигура создателя совсем не соответствовала масштабу содеянного. Одет он был в серую лыжную шапочку, мешковатую куртку из секонд-хенда и весьма потертые китайские джинсы. К груди прижимал, конечно же, «ин год ви траст». В общем, распознать главного акционера и фактического владельца банка «Мосподземкредит» в этом сантехнике было довольно сложно. Благодаря умелой мимикрии Фима без проблем уходил и от скинхедов, и от папарацци, получая немалую экономию и на охране, и на транспорте, поскольку оба его внедорожника большую часть года мирно дремали в гараже. Вертолет он вообще не переносил, укачивало.
Фима грамотно расположился шагах в двадцати перед остановкой. Как апостол. Под огромным треугольным баннером, изображавшим икону Заступника. Я затормозил очень плавно, памятуя о покрышках б/у.
– Извини, припоздал. Не замерз?
Последовал меланхолический ответ о том, что «лучше мерзнуть на улице, чем загорать в Бутырке».
– Ты когда-нибудь перестанешь думать о тюрьмах?
– Не получится. Я же банкир, а живу в России. Наворуй хоть миллиард, все равно ты тля. Меж сумой и суммой – настроение Кремля.
– Поэт Юрий Долгорукий? Или нынешний мэр Москвы придумал?
Фима рассмеялся.
– Нет, Быков. Что взял?
– Бананасы, как всегда. И одну книгу. А ты?
– Как всегда, сигареты. И одну головоломку.
Фима угнездился на заднем диване, поскольку ездить спереди побаивался. Особенно со мной.
– Перед Новым годом побывал в Думе, – сообщил он из-за моей спины.
– И как?
– В общем, все то же самое, что и летом, но в больших объемах.
– Непробиваемо?
– Да почему? Как говаривал один наш знакомый бефобастрон, на свете возможно все. Вопрос лишь в сумме, как всегда. Но вот суммы не хватает.
– Понятно. Не то, что в прошлой жизни. Хотя и в прошлой не хватало.
– Денег в любой жизни не хватает, – философски заметил Фима. – Что и стимулирует прогресс.
– Или регресс…
Мигалка мне больше не полагались. Я включил поворотник, пропустил бритый череп в наглом джипе, культурно встроился в поток. Успел проехать сколько-то метров по мокрому, щедро политому реагентами асфальту. И тут сзади заныло, завыло, занудило, крякнуло.
– Водитель автомобиля «Форд Фьюжн», госномер 410, примите вправо и остановитесь. По периметру, значит.
– Чего нарушил? – тревожно спросил Фима.
– Да ничего. Настроение Кремля, – сказал я в сердцах.
Нас обогнала патрульная машина. Прижалась к обочине, остановилась. Из нее выбрался пухлый гаишник в огромной фуражке.
– Азохен ве-ейс, – протянул Фима. – А забавно получается.
Я опустил стекло. Сбоку хлынул поток ледяного воздуха.
– Платонически приветствую, – сказал страж МКАДа, безнаказанно ухмыляясь.
– Черт бы тебя побрал. Чего пугаешь? Я ничего не нарушал.
– А не нарушать всерьез карается, – сообщил владетель фуражки. – Потому что вызывает подозрения. Вы к Димке собираетесь? Судя по унылой физиономии.
Я почесал унылую физиономию.
– Автомобильным способом. Вопреки дорожной полиции. А чо?
Он протянул огромный, хрустящий на морозе пакет.
– Вот, держи. От меня. Тамбовские. Смотрите, по пути не смякайте, серые шапочки. А то красный волк накроет.
– Ладно, разбойник с кольцевой дороги. Еще чего-нибудь желаешь?
– Ага, правды желаю. Я Димкин роман прочитал. Слушай, ну чего он врет?
– Разве? Это про что?
– Ну не говорил я насчет кобыла сдохнет.
– По-моему, говорил.
– Не было такого! Обидно по этому вопросу.
– И чего ты хочешь?
– Пускай опровергнет печатным способом.
– Там же не твоя фамилия, – сказал Фима. – Упоминается.
Некумыкин решительно поправил головной убор.
– Фамилия еще зачем? Устным способом меня любой этот, как его. Читатель опознает. А перед своими, так и вообще… Хоть не поворачивайся. Говорю же, неприятно. По периметру оснований.
– Оснований чего?
– Чего, чего… Финансовой пирамиды. Что я ему, зять, что ли?
– Ну, ты и нашел из-за чего переживать, – сказал я. – Там тираж-то пять тысяч.
– Кому надо, тот найдет.
– Брось, куда и я бросил.
– Не получается, – сказал Некумыкин. – Отвык я от полезной критики. Так что передай.
– Ну, хорошо.
– Тогда проезжайте в свободном виде.
Не в шутку
