— Давайте же, вставайте! — кричит он. — Нам нужно двигаться.
Никто не шевелится, кроме Графта, который активируется от звуков голоса Олла.
— Рядовой Перссон?
— Разбуди их всех. Мы должны идти, — говорит Олл.
Что-то проносится по камням во мраке снаружи.
У Олла немеют руки, но он берется за свою винтовку.
— Вставайте! — кричит он. По-прежнему никто не шевелится. Олл целится в воздух и стреляет.
— Просыпайтесь, — говорит он.
Теперь у них нет выбора.
[отметка: —?]
Они все замерзли, промокли и испуганы, вернувшись из неприветливых снов в еще менее приветливую реальность. Кэтт плачет, но это из-за холода, а не из-за стресса. Кранк тоже готов разрыдаться, поскольку это все мерзко, и с него хватит. Олл торопит их вверх по склону, на гребень хребта.
На откосе у них за спиной что-то есть. Трубачи, как предполагает Олл. Даже трубачам известно, что порой полезнее всего сохранять молчание. Проклятые сирены тоже это знали.
Гребень высится впереди черным бугром, и это наводит на мысль, что на той стороне светлее. Возможно, рассвет? Путники забираются наверх и видят бледное, бледно-синее небо позади. Они переваливают за гребень. Олл посылает Бейла вперед, а сам занимает место в хвосте, оглядываясь в поисках существ, которые их преследуют. Отдельные участки темноты двигаются, но не настолько, чтобы прицелиться.
— Помоги нам Господь, — произносит Олл. Он верующий и не ставит божий промысел под сомнение, но временами думает, что это Бог подверг их всем этим испытаниям. Во всех священных книгах каждой религии, что он изучал, полно историй о людях, которых заставляли страдать и терпеть, чтобы достичь спасения.
Теперь его черед стать Иовом, Сизифом, Прометеем, Одином и Осирисом.
Его черед терпеть.
Более того, он страдает не ради собственного спасения.
Олл думает, что после прожитой им жизни он не заслужил новых испытаний.
Путники спускаются по склону и лезут вверх по очередному откосу. Теперь гораздо светлее. От предрассветного сияния небо впереди стало прозрачным, словно закопченное стекло. Олла внезапно озаряет ощущение, что они близко к месту, где должны находиться. Это как лишенной света ночью увидеть низко в небесах одинокую звезду и понять, что есть куда плыть. Он бросает взгляд назад. На гребне за спиной трубачи. Это огромные опухшие и массивные двуногие, обладающие длинными, уравновешивающими их тела хвостами, которые хлещут воздух позади них. Их глотки возвышаются над головами, словно цветы или насекомоядные растения. Словно механизмы из плоти, которые разветвляются, расширяются и увеличиваются. Они вновь начинают издавать шум в рассветное небо. Громкость невероятна. Странные влажные выступы и гребешки у них на головах шевелятся и напрягаются, модулируя исходящие ноты.
— Вперед! — кричит Олл остальным.
Они спотыкаются от шума — шума и вида существ на хребте. Оллу знакомо это зрелище. Скоро путники утратят способность думать. Где же Орфей, когда он нужен? Хотя бы пчелиный воск?
Он прижимает приклад своей старой винтовки к плечу и стреляет по трубачам. Видит, как те дергаются и издают ржание, когда выстрелы выбивают искры из кожистых, покрытых перьями боков.
Он не рассчитывает убить их. Просто хочет пошуметь. Бейл, Кранк и Зибес оборачиваются и тоже начинают палить вслед за Оллом. Вскоре четыре лазерных ружья отвечают трубачам на гребне своим треском. Зибес промахивается даже по таким крупным страшилищам, но Бейл с Кранком, не несшие действительной службы, только что из Начального Училища и прошли подготовку с оружием. Их выстрелы ложатся точно, кучно в цель.
Это не та меткость, которая нужна Оллу, однако это все-таки шум. Близкий визг и треск четырех пехотных винтовок может заглушить или хотя бы нарушить воздействие звука, издаваемого трубачами. Создавать шум, как Орфей. Они продолжают стрелять. Через несколько минут некоторые из трубачей разворачиваются, тряся массивными животами, и, переваливаясь, скрываются из вида за гребнем. Их ужалило слишком много жгучих лазерных лучей, чтобы трубачи хотели остаться тут. За ними следуют и остальные.
«Словно скот», — думает Олл. Словно скот. Они поворачивают, как стадо, как группа. Уханье стихает за хребтом.
Олл никак не может перестать думать о них, как о скоте. Под «скотом» предполагаются пасущиеся травоядные, а также более мрачный вариант. Предполагается, что трубные звуки должны отгонять нечто.
Хищника.
[отметка: —?]
Олл прорезает отверстие, и они шагают туда. На той стороне жарко. Жарко и сухо, словно в печи. Яркое небо выглядит так, будто его синеву нарисовали, а затем обработали песком. Странники стоят на дороге: сухом, пыльном тракте.
Они идут около десяти минут, и этого времени Оллу хватает, чтобы понять, что он знает, где они находятся. Олл замечает первый погибший танк — сгоревший Т-62 — и знает, что дальше они увидят гораздо больше. За один долгий, жаркий день в опаленном конце М2 региональный деспот лишился механизированной и бронетанковой бригад. Сто пятьдесят танков и бронемашин.
— Почему сюда? — произносит он вслух.
— Кого ты спрашиваешь? — интересуется Зибес.
— О чем ты спрашиваешь? — отзывается Кэтт.
Дорога и вади[2] за ней покрыты панцирями танков и металлическими остовами. Воздух пахнет дымом и горелым маслом. Оллу нужны ответы, но спрашивать не у кого. Тут только высохшие кости.
Раздается крик Зибеса. Они подходят к нему.
В кювете на боку лежит трейлер. Там нагревшиеся на солнце пластиковые канистры с водой, пищевые пайки, скатки. Что бы ни тащило этот трейлер, ему достался такой сильный удар, что остались только куски.
Вот почему.
Они уже обезвожены и разгорячены солнцем. Путники берут те припасы, которые могут унести, и грузят канистры с водой на Графта.
Вот почему.
— Удача, что мы здесь оказались, — говорит Кранк.
Олл куда-то смотрит.
— Чья-то удача, — отвечает он, не отводя взгляда от того, что видит.
Он смотрит на останки еще одного боевого танка. Гусениц нет, катки погнуты. Корпус почернел и покрыт рубцами, башня наполовину оторвана. Как будто у банки откинули крышку.
На борту, прямо под эмблемой 18-го бронетанкового, знак. Проклятье, это могла бы оказаться просто примечательная царапинка от шрапнели, поскольку она почти нечитаема, однако ее нанесли на металл после того, как корпус сгорел, и сквозь корку копоти видна голая сталь.
Это слово. Возможно, имя, но оно принадлежит не человеку.
М`кар.
