Закончив эту тираду, Танаев расстегнул свою продырявленную куртку, на которую давно уже с подозрением поглядывал Годвин, и, обнажив раненое плечо, подошел к зеркалу.
Хотя регенерация шла не так быстро, как раньше, рана уже затянулась. На ее месте отчетливо выделялся розовый выпуклый шрам, прикосновение к которому вызывало тупую, ноющую боль.
— Что с тобой произошло? — спросил Годвин, стремительно покинув постель и приблизившись к Танаеву с явным желанием помочь.
— Результат тренировочного поединка.
— Неловкость или случайность?
— Не то и не другое. Эта рана нанесена умышленно.
— Ты уверен, что она чистая? Мне поискать местных лекарей? Валамский монастырь славится своими врачевателями.
— Я не нуждаюсь в лекарях, а кроме всего прочего, мы не знаем, кому здесь можно доверять. Лекарство легко превратить в яд.
Покончив с изучением собственной раны, Глеб вернулся к скамейке, на которую небрежно бросил свою изрезанную куртку, и, приподняв ее, неожиданно замер. По лицу его медленно разливалась смертельная бледность, а руки лихорадочно обшаривали поверхность куртки, выворачивая наизнанку карманы.
— Что с тобой? — встревоженно спросил Годвин. — Что случилось?
— Пропал передатчик...
— Какой передатчик? — не сразу понял Годвин.
— Тот, по которому я должен был отправить сигнал командованию федерального флота, чтобы предотвратить ковровую бомбардировку северных районов планеты! Но я не мог его потерять! Единственное место, где это могло случиться, — плац, на котором меня ранили. Лезвие меча зацепило внутренний карман куртки. В образовавшееся отверстие передатчик мог вывалиться... Сомневаюсь, чтобы подобный удар можно было рассчитать специально. Миранд вообще не мог ничего знать о передатчике! — Танаев словно размышлял вслух, но в его тоне слышалось сомнение в собственных словах.
— Так давай поищем его! Ты только что вернулся с плаца, вряд ли твой передатчик мог кому-нибудь понадобиться! Там было много народу?
— Только я и Миранд.
— Тогда не стоит переживать раньше времени! Мы найдем его!
Но они ничего не нашли на пустом плацу, хотя перевернули каждый камешек. Миранда, разумеется, здесь тоже уже не было.
— Что ты об этом думаешь? — спросил Годвин, когда безрезультатные поиски передатчика закончились и оба, потрясенные неудачей, присели на скамью, за которой стояли пустые теперь козлы для тренировочного оружия.
Танаев долго мрачно молчал, постепенно осмысливая размеры катастрофы и ее возможные последствия. Не получив вовремя условного сообщения, Катасонов решит, что последняя отчаянная попытка федералов узнать о происходящем на захваченной планете окончилась неудачей, и отдаст приказ о начале бомбардировки.
До условленного крайнего срока оставалось всего девять дней, и сейчас Танаев проклинал себя за то, что не отправил сообщение раньше, тянул до последнего, все еще надеясь что-то уточнить и выяснить. Хотя и так было ясно, что на Земле сохранились обширные районы, неподконтрольные модорам, в которых жили вполне нормальные люди, и теперь все они могли, по его милости, погибнуть.
— Рану мне нанесли не случайно! Теперь я начинаю понимать, для чего это понадобилось, — произнес Танаев, сжимая челюсти. В его глазах разгорался огонь, не предвещавший ничего хорошего виновнику происшествия.
— Не торопись с выводами. Для того чтобы специально подстроить этот ваш поединок, Миранд должен был знать о твоем передатчике. Ты говорил кому-нибудь из местных о том, что носишь его с собой?
— Здесь я вообще ни разу не упоминал о передатчике.
— Зато ты достаточно часто говорил о нем во время нашей долгой дороги к монастырю...
— Ты хочешь сказать, что Альтер нас предал? Я не верю в это!
— У любого из нас есть определенный предел выносливости. Опытным палачам не потребуется много времени для того, чтобы сломить человека и заставить его говорить.
— Но мне сказали, что на Альтера, в наказание за утрату креста, наложили всего лишь небольшую епитимью, во время которой он должен пребывать в одиночестве.
— Вот именно. Чтобы не общался с нами. Чтобы мы не могли узнать, что происходит на самом деле!
И это вполне могло быть правдой! Сейчас, вспоминая все детали исчезновения Альтера, его страх перед предстоящим наказанием и странное прощание, перед тем как его увели, Танаев уже почти не сомневался в правоте Годвина. Но тогда получалось, что они, ничего не подозревая, все же попали в хорошо подготовленную ловушку! И одним из организаторов этой ловушки был сам Александер! А вот в это Глеб не мог поверить, несмотря на то, что факты противоречили его убежденности. Облако светлой силы, окутывавшее этого человека, исключало самую возможность предательства с его стороны. Но Александер мог не контролировать всего, что делается в монастыре. Он сам говорил об этом, когда просил помочь ему разоблачить предателей! Не зря Танаев давно чувствовал, что с Альтером происходит что-то ужасное! Сейчас многие слова архимандрита предстали перед Глебом в совершенно новом свете. Но он не сделал из них должных выводов и теперь расплачивался за это.
— Мы будем искать Альтера! Если понадобится, перевернем весь монастырь, но я узнаю, что здесь происходит!
— Как ты собираешься найти монаха? Монастырские здания похожи на лабиринт! А на нижних этажах, где его прячут, наверняка стоит охрана.
— Есть два способа...
— Я предпочитаю второй! — сразу же отреагировал Годвин, догадавшийся, что под первым способом Танаев подразумевал свои колдовские штучки, с использованием транса. — Сначала я попробую свой способ: захватить заложника и заставить его разговориться. Твой транс в этом месте может обернуться для нас серьезными неприятностями. Здесь хорошо поставлена слежка, я чувствую ее на каждом шагу!
— И все же придется сделать именно это. Если мы захватим заложника, нас отсюда, в лучшем случае, немедленно вышвырнут. К этому я еще не готов. Слишком могучие силы противоборствуют друг другу в Валаме. Я должен в этом разобраться!
* * *
Недовольно ворча, Годвин направился к двери, чтобы снаружи подстраховать Танаева и не позволить никому проникнуть в его келью, пока Глеб будет находиться в беспомощном состоянии. Он знал, как тяжело дается Танаеву проникновение в ментальный мир, всегда вызывавший в самом Годвине волну животного, неподконтрольного разуму ужаса.
Едва за Годвином захлопнулась дверь, как напускная уверенность, которую Танаев старательно демонстрировал перед ним, да и перед самим собой, если уж быть до конца откровенным, сразу же покинула навигатора.
