Дельцы из Зеркального пытаются подмять под себя сталелитейные и химические заводы Тринидада. Отец говорит об этом негромко. Если его шепот коснется чьих-то ушей, отец просто исчезнет. У герильос длинные руки. Борцы за свободу, вылезающие на свет из глубин подземных уровней, не любят, когда про них говорят не то, что им нравится слышать. Думаю, что отец неправ. Потому что в Зеркальном тоже есть партизаны. Кажется, они есть везде.
Ни один дон больше не рискует выступать против городских партизан. С ними предпочитают договариваться. Хотя это трудно. Их верхушка спрятана так, что добраться до нее не сможет и сам Господь. Те из донов, кто договариваются с командирами огневых групп, рискуют быть однажды расстреляны в упор или взорваны в своих лимузинах по приказу командира регионального отряда, если тот сочтет, что его подчиненный проявил слишком много инициативы.
Никакая охрана не спасает приговоренного революционным трибуналом. Герильос выпрыгивают из самых неожиданных мест, достают из-за пазухи автоматическое оружие и стреляют в упор. Они дерзки и напористы. Они всюду как дома. Им плевать, что судья получает вторую зарплату и в упор не видит состава преступления. Они – сами себе судьи. Самодельными бомбами, набитыми кусками ржавой проволоки, они с истинно революционным энтузиазмом превращают оживленные проезды в грязные мясные лавки.
Некоторых моих сверстников «пригласили» вести освободительную войну. Они больше не шарят по свалкам, выкапывая обрывки пластика. Они поставлены на довольствие, и им не нужно ходить на биржу. Конечно, если не прикажет командир их группы.
Обычно от таких «приглашений» не отказываются. Попасть в список кандидатов в городские партизаны – все равно что купить билет в один конец. Никогда не знаешь, кто из уличной толпы однажды оттеснит тебя к стене и предложит «поговорить». Может быть, твой бывший друг. Или сантехник в синем комбинезоне.
Городским партизанам тоже платят. Все крупные фирмы в городе отстегивают на народно-освободительное движение. Что не спасает их от периодических сеансов «экспроприации награбленного». Вы находитесь в третьем секторе Второго революционного округа Сан-Антонио. Вы обязаны платить налоги. Революция нуждается в средствах для продолжения освободительной борьбы. Платите? Извините, ваши средства поступают не по адресу. Команданте Себастиан не имеет права принимать ваши налоги. Он из другого сектора. Пожалуйста, откройте сейф, положите руки на голову и лягте лицом вниз… Cтреляем без предупреждения.
Городские партизаны знают, что делают. Ну или думают, что знают. Они говорят от имени народа. Они устраивают народный террор. Они организуют этот самый народ согласно революционным наставлениям и рекомендациям авторитетных товарищей, отпечатанных на хорошей непромокаемой бумаге. Функционирование огромной мясорубки под названием «Народно-освободительная армия Шеридана» не прекращается ни днем ни ночью.
Контрольный чип у нас зовут «стукачом». Крохотная капсула вводится всем жителям Шеридана в течение трех последних лет. Сразу по достижении четырнадцати лет. Если полицейская проверка не показывает присутствие чипа в запястье, нарушитель может схлопотать солидный по нашим меркам штраф. Повторное нарушение – год принудительных работ. Император таким образом пытается контролировать население планеты. Власти надеются, что с помощью системы спутникового слежения и глобальной идентификации им удастся справиться с проблемой городских партизан. И с организованной преступностью. Единственное, к чему привели такие изменения, – это то, что у герильос стали пользоваться спросом мальчики моложе четырнадцати.
Если бы деньги, что тратит Император на впрыскивание под кожу миллионов «жучков», пустить на закупку продовольствия, то трущобы Сан-Антонио наполнились бы диким количеством страдающих от ожирения. Один только спутник, говорят, стоит несколько миллионов кредитов. Я даже не могу представить, сколько это – несколько миллионов кредитов. Я никогда не держал в руках более десяти.
Процедура имплантации проста и безболезненна. Ее проводят вместе с выдачей гражданского удостоверения. Равнодушный полицейский офицер подносит блестящий пневмопистолет к твоей руке, пшик – и все. Капелька металла прочно сидит под кожей.
Тысячи сканеров реагируют на нее каждый день, отмечая наши перемещения. В супермаркетах, лавочках, банках, полицейских участках. Даже в жилых секторах есть датчики. Неприятное чувство, что за тобой все время наблюдают, быстро притупляется. В конце концов, в Сан-Антонио трудно уединиться. Ты все время на виду. Какая разница, когда на тебя смотрит одной парой глаз больше?
Это кажется странным, но для герильос тотальная слежка не помеха. То ли они научились экранировать свои датчики, то ли подделывать, но случаев задержания полицией кого-то из партизан я не припомню. Скорее всего, они этих чипов просто не носят. Или каким-то образом удаляют.
Вообще полицейские не такие идиоты, чтобы за просто так связываться с городскими партизанами. Все знают, сколько проживет коп, поднявший руку на члена НОАШ. И сколько проживет его семья. Иногда полиция все же проводит карательные рейды и облавы на подземных уровнях. Да и то в масках и под контролем Имперской службы Безопасности. То ли герильос знают о готовящихся акциях, то ли им просто везет, но облавы обычно заканчиваются впустую. Бывает, отряды копов попадают в хорошо организованные засады. Чего-чего, а стрелять из-за угла и в спину герильос мастера. А копы очень не любят, когда по ним стреляют в упор. И потому на некоторых уровнях полиция не показывается по нескольку лет. Датчики системы слежения там почему-то давно не работают.
Когда однажды вечером в тамбуре лифта ко мне протиснулся мой бывший одноклассник Антонио и сообщил, что со мной хотят потолковать о важном деле очень серьезные люди, мне сразу показалось, что Имперская армия – не самый худший из вариантов.
– …Не нужно на меня смотреть, Артур, – предупреждает голос за спиной. Голос спокоен и доброжелателен. Как у капеллана.
– Хорошо, сеньор.
Смотрю в выщербленный тысячами ног пол под ногами. Двое ненавязчиво сжимают мои бока, не давая уйти в сторону или повернуться. Через тонкую ткань комбинезона чувствую тепло их тел. От них не слишком хорошо пахнет. Приходится терпеть.
– Ты знаешь, о чем мы с тобой хотим поговорить? – Голос делает ударение на «мы».
– Нет, сеньор.
Ручеек толпы обтекает нас. Никому нет дела, что тут происходит. Может, грабят кого-то. Или убивают. А может, пара-тройка друзей встретились и решили поговорить. Всем наплевать. В Сан-Антонио любопытство – ненужное чувство.
