Прогры в ужасе застыли, глядя на побоище. В одно мгновение на Марсе умерло шестьдесят тысяч человек – больше, чем во всех предшествующих боях. Но когда прогры подготовили сокрушительную контратаку на Заросль, используя оружие, ранее не применявшееся против ретров, у тех произошли кардинальные перемены. Высшее руководство публично осудило генералов, устроивших «серебряный дождь». Последовал переворот, не обошедшийся без крови, и виновные в преступлении против Марса были преданы суду и казнены. Наказание злодеям, создавшим и применившим «серебряный дождь», удовлетворило прогров. Спустя несколько недель после казни стороны договорились о перемирии, и к концу августа был заключен мир. В 2244 году Марс официально вернулся под управление ретров, но прогры получили существенные уступки. И хотя преувеличением будет сказать, что Марс полностью оправился от страшного удара, но процесс исцеления дал хорошие плоды. Программа терраформирования продолжилась, на плато Солис и Земле Киммерии возникли быстро растущие поселения, снова заработал заброшенный во время войны орбитальный порт, оживилась торговля.
Но и сейчас, двадцать три года спустя, Выжженная зона оставалась безжизненной. По случайности – или по замыслу творцов «серебряного дождя»? – на изъязвленной земле не прижились генетически модифицированные растения. Ни в один из погибших городов не вернулись люди. Посреди мертвого запустения остались засыпанные марсианской пылью, белые, словно старая кость, безлюдные дома – в точности такие, какими были за миг до катастрофы.
Ожье вспомнила свой сон о Париже, о барабанщике на Елисейских Полях.
– Это случилось двадцать три года назад, – повторила она, завершая рассказ. – Официально «серебряного дождя» больше нет. Уничтожены даже его проектные чертежи. Но Сьюзен Уайт вряд ли написала бы на открытке слова «серебряный дождь» без всякого повода. Кто-то снова завладел этим оружием. А возможно, и модернизировал его. Следующая цель – не десятки тысяч марсианских колонистов, а три миллиарда людей. Все население твоей Земли.
– Но зачем?
– Чтобы уничтожить то, чему не положено быть. Чтобы стереть три миллиарда жизней, как лишние программы в огромном виртуальном ландшафте, повернуть время вспять, возвратиться к моменту квантовой съемки, получить девственно чистую копию Земли, не замусоренную такими неудобными, дышащими и думающими обитателями.
– Чудовищно… – пробормотал Флойд.
– Для одних. Для других это всего лишь уборка. Исправление подпорченного, вроде ретуши. Помнишь, что сказало дитя войны в Берлине? Для них вы три миллиарда пикселей.
– Нужно остановить этих негодяев!
– Мы пытаемся. Возможно, уже слишком поздно. Если прогры узнали физические координаты АБО, им осталось лишь добраться туда и привезти «серебряный дождь».
– Значит, мы должны успеть раньше!
– Флойд, мечтать, конечно, не запретишь. Но мы-то не знаем, где АБО. А Галактика чертовски большая.
– Тогда и нам следует выяснить координаты. Ведь дети войны их как-то переправили сюда!
– Флойд, речь идет всего лишь о трех числах, не обязательно больших. Нет нужды определять положение АБО с точностью до сантиметра. Представь, как находят остров в Тихом океане. Есть координатная сетка и достаточная точность, не позволяющая спутать его с соседними островами, – вот и все. Указал квадрат сетки, и порядок.
– Значит, нам нужны координаты этого квадрата.
– Они могут быть где угодно, спрятанные в любой вещи, не вызывающей никаких подозрений.
– Но ведь где-то они должны быть! Может, среди вещей, которые Сьюзен Уайт посылала домой?
– Флойд, она была на нашей стороне.
– Я не говорю, что она осознанно работала на врагов. Она могла послужить курьером, сама не подозревая о том.
– Все равно, искать в ее вещах эти числа – безнадежная задача. С чего начинать-то? Они могут скрываться в крошечной точке или в телефонном номере одного из бесчисленных рекламных объявлений в привезенных газетах и журналах.
– Все равно надо искать. Уж точно не стоит сидеть сложа руки.
– Согласна. Но пусть нас для начала спасут.
Она вдруг заметила, что изменился свет, проникающий в иллюминатор. Транспорт по-прежнему вращался, Солнце заглядывало в окно при каждом обороте, но теперь к нему добавилось постоянное розоватое сияние, будто судно обволокло светящееся облако.
– Ты все еще думаешь, кто-нибудь явится по нашу душу? – спросил Флойд.
– Нас ищут.
– Даже если Фобос взорвали не ради нашего спасения?
– Кому-то хочется узнать, что случилось с нами, – ответила она уверенно – и вдруг усомнилась в собственных словах.
В самом деле, ведь существование портала держали в секрете. Наверное, большинство посвященных в тайну находилось на Фобосе в момент атаки прогров.
– Ожье? Ты почему замолчала?
– Возможно, наши неприятности серьезнее, чем я считала. Ведь Авелинг с Бартоном мертвы. Кроме наверняка уцелевших Ниагары с Калисканом, искать нас некому.
– Кто такие Ниагара и Калискан?
– Ниагара – наш агент среди прогров. Он сообщил нам, как открыть портал на Фобосе и пустить по нему суда. Калискан послал меня за вещами Сьюзен. И если Ниагара еще мог оказаться на Фобосе в момент нападения, то Калискан уж точно был не там, а в Заросли.
– Тогда будем надеяться, что они не забыли про тебя.
– Флойд, что-то здесь не клеится. – Она прикрыла веки – в плече стрельнула боль, и пришлось стиснуть зубы, чтобы не застонать. – Чем больше я думаю, тем сильнее подозреваю, что в этом нет случайности. Ни малейшей.
– В чем – в этом?
– В схлопывании червоточины. Да, она делалась все нестабильней, но змееробот должен был скомпенсировать возмущение. Ему поручалось обеспечить безопасное сужение устья.
– И к чему ты ведешь?
– Думаю, робота послали, чтобы уничтожить тоннель.
– Но робот помог тебе!
– Да. Наверное, он и хотел спасти мне жизнь. Вряд ли он осознавал, что его программу изменили. Это очень хитрый и тонкий саботаж, не влияющий до поры на обычную деятельность.
Розовое сияние усилилось. Всполохи играли прямо у окна, и это тревожило Ожье, хотя она и не понимала отчего.
– Какой смысл уничтожать тоннель, если это единственный путь в Париж? – спросил Флойд.
– Сама не понимаю. Во-первых, кто-то из нашей организации – больше некому – устроил обвал гиперсети, а во-вторых, раз прогры уничтожили нашу червоточину, значит она им больше не нужна.
– Они могут вот так запросто взорвать единственную дорогу на нетронутую Землю?
– Они бы не сделали этого, если бы не нашли другую дорогу.
– Ты имеешь в виду, прогры уже получили координаты АБО?
– Да. Или они вплотную подобрались к ним и уверены в успехе.
Причина тревоги при виде розового сияния наконец выбралась из затуманенной болью памяти, и Ожье похолодела. Даже пульсирующая боль показалась сущим пустяком.
– Флойд, не сделаешь ли мне небольшое одолжение? Посмотри-ка еще раз в окно.
– Думаешь, там появилось что-то новое?
– Посмотри.
Он отцепился от кресла, подобрался к окну. Верити напряженно наблюдала за ним.
– Скажи, что я должен увидеть?
– Марс как будто увеличился в размерах?
Флойд посмотрел на Марс, затем уставился на Ожье. На его лицо периодически набегали свет и тень. И выражение лица было красноречивей слов.
– Это плохо? – спросил он.
– Сядь в кресло и пристегнись! Быстро!
– Что не так?
– А то, что мы не на орбите Марса! Он выглядит больше, потому что он ближе! Мы падаем. Уже вошли в верхние слои атмосферы.
Флойд вернулся в свое кресло и проворно пристегнулся.
– И почему ты так решила?
– Это очевидно. Просто до меня не сразу дошло. Подозрение уже давно закрадывалось. Смотри сам: Фобос обращался вокруг Марса со скоростью, достаточной для стабильности его орбиты. Но мы-то вылетели из портала с немалой скоростью – сотни метров в секунду – относительно спутника. То есть наша траектория заведомо должна была отличаться от траектории Фобоса. Если бы нам повезло, мы бы вылетели под нужным углом, устремились прочь от Марса и вышли на стабильную орбиту.
– Но сегодня – не наш день.
– Похоже, действительно не наш. Мы вышли под неправильным углом и на неправильной скорости. Мы врезались в атмосферу.
– И причин для радости тут нет. Я понял.
– Флойд, ты когда-нибудь загадывал желание на падающую звезду? Считай, у тебя сейчас уникальный шанс. Ты сам будешь звездой.
– И что случится?
– Случится то, что мы сгорим и умрем. Если повезет, потеряем сознание от перегрузки до того, как начнем гореть.
– И это ты считаешь везением.
– Наша посудина не предназначена для полетов в атмосфере. Нам все равно, под каким углом входить в нее.
– Ожье, ну не может такого случиться с нами! Проделали такой путь, столько перенесли…
– Тут ничего не поделаешь. Мы не управляем транспортом. Не можем ни замедлить его, ни ускорить, ни хотя бы прекратить вращение.
