— Тогда я куплю всю эту сраную независимую комиссию, чтобы она доказала мне то, что нужно!
Лаккомо предпочел промолчать. Именно сейчас, глядя на злобного, взвинченного брата, он улыбнулся. Просто, без ехидства и подколок. По-доброму, как будто такого вида он все это время и добивался. Эйнаор заметил улыбку и тут же начал затихать. Такой спокойный взгляд смущал больше, чем пристальное хищное внимание. Лаккомо и раньше любил так подолгу изучающее смотреть, словно старательно запоминая редкие моменты особой живости эмоций. И сейчас вновь между братьями на мгновение проскочили отголоски старых домашних и детских воспоминаний. Раньше так было часто.
Сейчас — повезет, если раз в пять лет.
В кабинете стояла тишина. Только тихонько тикали на стене старомодные валейновые часы. Несколько стрелок, выполненных в форме ветвей и перьев, описывали свои круги, показывая месяц, день и точное время. Широкое кольцо, густо покрытое гравировкой с изображением разнообразных зверей и уже давно вымерших птиц, незримо проворачивалось вокруг оси часов, указывая на 5048 год от эры Новых Звезд.
Даже традиционные бамбуковые колокольца около часов едва заметно покачивались, но пока не звучали.
Эйнаор первым прервал молчание.
— Хорошо. Мы будем спешить.
— Прекрасно. Я предоставлю тебе полиморфа, чтобы ты мог отсканировать его сознание сам.
— Что? Почему я? — встрепенулся вдруг Лоатт-Лэ.
— Ты лучший менталист из своего окружения. И ты сможешь вытащить информацию мягко. Большее вмешательство с моей стороны его только сломает.
Лаккомо удовлетворенно развалился в кресле, как будто сейчас его начало, наконец, все устраивать. Для полноты картины ему не хватало еще бокала с легким спиртным напитком и неформальной одежды. А так, все соответствовало образу аристократичного правителя, рассуждающего о чужих жизнях, словно о приготовленных к десерту орехах, и строящего планы по захвату мира в промежутке между чисткой колоний.
Уборкой колоний, если говорить точнее. На такие мелочи мало кто обращает внимание. Но все дело в тонкостях отношения. При чистке — всю атрибутику отмывают и приводят в порядок. При уборке — мусор выносится прочь.
Лаккомо редко наводил именно чистку своих кадров и подконтрольных зон. Он предпочитал избавляться радикально от лишнего «мусора».
— Ладно, — задумчиво ответил Эйнаор и начал перебирать дальнейшие планы. — Я вытащу из полиморфа все, что смогу. Отдел информационных технологий поможет достать скрытые данные. Нам понадобится день на то, чтобы понять, с чем мы имеем дело. Или с кем.
— Нам важно выяснить, откуда они набирают людей, — сказал Лаккомо тихо.
— Мало ли откуда. Это пока не принципиально. Да хоть подбирают с улиц, — пока отмахнулся Эйнаор, уходя с головой в составление плана задач.
— Как раз таки это очень важно для нашего будущего дела, — настойчиво проговорил вице-король, без интереса глядя на свои ногти.
— Чем же?
— Представь, что ты обычный гражданин с улиц Цинтерры… И не думай так громко, иначе я слышу, как у тебя глаз дергается, — резко одернул Лаккомо и иронично покосился на скривившегося брата. — Просто представь. Неужели тебе есть какое-то дело до бродяг с улиц? Допустим, ты узнал, что их подбирают и сажают в машины… И что? Ты решишь, что это правильно. Что так и должно быть. Ведь теперь они приносят пользу и охраняют твой покой. А что если это не так?.. Что если военные полиморфы это дети? Сироты? Неизлечимо больные? Или это рабы, которых разобрали в ближайшем квартале на органы, а сознание продали во флот? А что если это отдельные колонисты с закрытой зоны, которых выращивают на убой? Как скот, который тебе по высокой цене продают за порцию с холодильника. Какой вариант тебе больше всего не нравится? От чего ты, будучи простым гражданином и обычным человеком взвоешь от несправедливости? Даже сейчас количество военных машин навскидку примерно достигло миллиона не считая уже разбитых. Им в конструкторском отделе где-то нужно брать людей. Но в Интерсети не мелькало контрактов. А пропажа любого более менее обеспеченного и работающего человека строго фиксируется. От массовых исчезновений поднялся бы шум. Следовательно,… они в любом случае набирают на свои эксперименты тех, кого считают не просто отбросами общества, а тех, о которых общество даже не в курсе. И самый важный вопрос — кого. От ответа будет зависеть суть нашего последующего обвинения.
— А если это всего лишь имитация сознания? — Эйнаор нахмурился. Ни один из перечисленных вариантов ему не нравился и больше всего он сейчас хотел, чтобы Лаккомо ошибся.
— Исключено. Я знаю, как выглядит чужая душа. Это она.
— Но может все-таки…
— Посмотри сам.
Сказал, и как поставил точку на всем разговоре. Ну да, что еще он мог предложить. Эйнаор закатил глаза к потолку, поднял голову и прогреб пальцами длинные волосы.
Непрошибаемая логика. Иногда это удобно. Но не тогда, когда этой логикой стучатся к тебе в голову.
— К тому же, какая разница, — тихо проговорил Лаккомо. — Мне все равно не нравятся эти машины, чем бы они не являлись. Будь я на стороне Цинтерры, я бы сделал армию максимально похожих на полиморфов существ, а потом подал бы иск на Торию. Если бы выиграл, то посадил бы парочку своих директоров в конструкторском отделе «за тайное сотрудничество с Торией» и продолжил бы использовать машины. Если бы проиграл — все равно продолжил бы делать и использовать машины, но просто в один непрекрасный день направил бы их на войну с «желтолицыми».
Эйнаора снова перекосило, на сей раз от последнего слова. Конечно, о вечном штампе на своей расе он знал, но каждый раз это по-новому бесило. Еще и Лаккомо произнес его с любимой интонацией всех федералов.
Наслушался же.
— Какие бы планы на самом деле не ставила Федерация я просто против этих машин, — добавил Золотой Журавль. — И я сделаю все, чтобы это прекратить.
Лоатт-Лэ только снова тяжело вздохнул. Кажется, сегодня он это уже слышал в другой вариации.
— Мощности моего серверного центра во Дворце не хватит, чтобы проверить базы данных по исчезнувшим людям, — Эйнаор решил договорить коротко по самому делу. — Я могу озадачить хакеров, чтобы они нашли и взломали точки напрямую конструкторского отдела, но боюсь, что это может не выйти. Или их засекут.
— На «Стремительном» им хватит мощности и их не засекут, — уверенно заявил вице-король. — Ты можешь дать мне этих людей, и я обещаю, что у нас появятся данные о том, их кого делают полиморфов.
— Сколько свободных мест?
— Двадцать за терминалами.
— Но тогда придется объявить повышенный режим секретности, — напомнил Эйнаор. — Если потребуется, то гасить слухи самостоятельно. Даже среди работников и твоего экипажа.
Лаккомо кивнул. Вот с чем у него никогда не было ненужных проблем, так это со слухами. Экипаж так и вовсе у него тренированный. Между собой могут болтать что угодно, как последние сплетники, но чужаку не скажут ни слова.
— Хотя еще другие машины для сравнения мне бы не помешали… — многозначительно намекнул Эйнаор.
Вице-король помрачнел и сник.
— Я обязан списывать их исключительно работникам конструкторского отдела. Все машины находятся под строгим учетом. Мне будет не легко добыть тебе лишних. Разве что доставать разбитых с поля боя. Возможно, не целиком, а только кристаллами без оболочки. Так подойдет?
— Вполне.
Разговор можно было считать оконченным. Вопросы иссякли и поток возмущения как-то неожиданно кончился. Без него оказалось внезапно не о чем говорить. Эйнаор пока глубоко ушел в размышления о сказанном и явно мысленно уже расписывал планы на ближайшие сутки. А Лаккомо неожиданно для себя понял, что все основное он уже сделал. Вопрос доставки полиморфа на планету — дело одного сообщения на корабль. Груз спустят без его участия, спрячут на указанной базе и никто посторонний даже не узнает, что со «Стремительного» что-то увезли. О важных делах можно было уже не беспокоиться.
