и безупречной красоты, приблизились, раскрывшись, как экзотический цветок.
– Поделится с нами, – её горячее тело прильнуло к нему, возбудив желание, подобного которому Хенгист никогда не ощущал ранее. – Будем лишь ты…и я…
Он почувствовал, что готов подчиниться любому, самому безумному приказу, если она подкрепит его взмахом своих прекрасных ресниц. Хенгист более всего хотел сейчас обнять её. Рука его, пытаясь расстаться с мечом, по неведомой прихоти высших сил, скользнула по рунам, покрывающим рукоять – и самообладание вернулось к нему. Это был всего лишь миг, но миг, в который он принял решение.
– Дева и рыцарь спят вместе, разделённые мечом, – сказал он, смеясь, и поднял клинок. – Сперва поцелуй его!
Девушка дико закричала, а её облик потёк, как вода – и мгновение спустя перед Хенгистом стояла сгорбленная, уродливая старуха, в глазах которой отчётливо читалось безумие; сивые космы свисали ниже плеч, лицо же, изуродованное гнойными язвами, вызывало вполне однозначные ассоциации с пищевыми отходами. Таков был подлинный лик ведьмы, некогда согласившейся стать супругой Златоликого Короля! Поражённая наведённой одной из её недоброжелательниц порчей, она согласилась участвовать в нечестивом ритуале, уже пребывая на смертном одре!
Хенгист прочёл это всё в её мыслях, словно сам стал свидетелем тех давних событий. Отбросив последние колебания, он взмахнул мечом, чтобы покончить с этим жутким призраком. Цепенящий крик Повелительницы-баньши и гул рассекаемого воздуха слились воедино.
Тяжело вздохнув, Хенгист стал посреди круга. Ему предстояло закончить то, ради чего он сюда пришёл.
Битва, унёсшая жизни слишком многих героев и сохранившая таковые неоправданно большому количеству подлецов и трусов, близилась к концу. Войско Златоликого Короля потерпело поражение в тот самый миг, когда пал он сам – неожиданно на неуязвимом дотоле теле открылись многочисленные раны, и он, недоумевая, скончался на месте. Свечение, розовато-алой пеленой застилавшее небеса многие годы – а кое-где – даже поколения, – исчезло в тот же миг. Вассалы, прислужники и рабы Златоликого, пребывавшие на поле боя, полностью утратили волю к сопротивлению и подверглись безжалостному истреблению торжествующим противником. Люди, уже было приготовившиеся к поражению, внезапно превратились в победителей, и выместили на парализованном от страха враге всю свою ярость, весь накопившийся за долгие годы войны гнев.
Сабхейл Дортег, молчаливый великан, относился к числу немногих уцелевших. Устало потянувшись, он обернулся к квинкдуазкоммандеру Глайнису. Не обращая внимания на несколько кровоточащих ран, ни одна из которых, впрочем, не представляла опасности для жизни, тот мрачно осматривал тело Дитнола Норса, привязанное верёвками к столбу чёрного дерева. У ног его лежал поражённый насмерть единственным ударом копья юноша с длинными чёрными волосами; валявшаяся вокруг шерсть свидетельствовала о том, что он совсем недавно сбросил свою волчью личину.
Глайнис, брезгливо плюнув на труп волколака, приблизился к эбеновому столбу и положил пальцы на веки умершего, в груди у которого зияла уже переставшая кровоточить огромная рана. Несколько минут он пребывал в полнейшем молчании, неподвижный, как статуя, а потом, словно очнувшись от сна, осмотрел карманы покойного. В одном из них обнаружилась небольшая истёртая фотография, изображавшая самого Дитнола и его жену. Перевернув её, Глайнис обнаружил на тыльной стороне свежую надпись, раскрывавшую подлинную личность Златоликого Короля. Открывшаяся ему правда оказалась настолько неправдоподобной, что Глайнис выругался.
– Что там? – полюбопытствовал Дортег, демонстрируя несвойственное ему качество. – Ничего интересного.
Глайнис спрятал было фотографию в карман, но потом, словно вспомнив о чём-то, извлёк её обратно.
– Перед смертью он написал стих. Наверное, ты бы захотел услышать его, Сабхейл.
– Да, пожалуй. – Гигант посмотрел на небо, где, впервые со дня «Гае Огма», сияло солнце. Лучи его, затопив равнину, усеянную телами убитых, стали лучшей наградой тем, кому посчастливилось уцелеть в этом последнем сражении. Люди плакали от счастья, многие из них падали на колени, чтобы вознести благодарственные молитвы.
Глайнис прочистил глотку – и, словно выступая с трибуны, начал торжественно декламировать:
– Покорны золоту железный плуг, кузнечный молот, острый меч,
Деревни, города, народы подчинил сего металла блеск;
Но дорого обходится челу монаршему сверкающий венец:
Под ним нет места человеческой душе!
Глайнис умолк и посмотрел в глаза великану.
– Я знал Дитнола ещё штатским, – сказал он, помолчав. – И, признаюсь, он стал хорошим солдатом. Как и ты, Сабхейл.
Копейщик мрачно нахмурился:
– Я думал, война закончилась, Глайнис, и ты мне более не господин.
Смех Глайниса совпал с карканьем ворона, ликующе принявшегося выклёвывать глаза лежавшему неподалёку мёртвому троллю.
– Ха! Сабхейл, ты, похоже, так никогда и не поумнеешь. Война никогда не закончится, покуда есть оружие для её ведения.
Ветер унёс далеко в сторону проклятья, которыми разразился в ответ Сабхейл Дортег.
Патрик Бранлох, бывший колдун-учёный Лорда Нуаду ап Коннахта, бывший бригадный генерал, бывший глава научно-исследовательского отдела управления вооружений министерства обороны, бывший профессор физики Университета Логдиниума, сидел на барабане, заменявшем ему стул, и безвольно наблюдал за тем, как готовят в последний путь последнего полководца Айлестера. Не лучше выглядели и другие высшие чины. С завершением сражения в стане ближайших соратников покойного Лорда Нуаду воцарилась растерянность; они будто осиротели. Лишившись своего давнего предводителя, офицеры, казалось, утратили частичку собственной души, и ими овладела печаль.
Сине-зелёно-серебряное знамя, в центре которого красовался родовой герб ап Коннахтов – золотистый сокол, – безвольно обвисло. Налетавшие с моря порывы ветра лишь изредка трепали его полотнище, но, казалось, ничто уже не могло оживить флаг, как и самого Лорда Нуаду. Любопытно, что Златоликий Король воевал под таким же, но украшенным чёрно-белым драконом, знаменем.
– О чём вы думаете, Бранлох? – спросил начальник охраны. Он где-то потерял свой шлем и сейчас сидел на конском седле, в то время как врач зашивал ему рану на голове. Мужчину, должно быть мучила, невыносимая боль, однако он лишь изредка постанывал и задумчиво теребил свою тёмную, с проседью, бороду.
– О нашем герое. – Бранлох кивнул в ту сторону, где Роб Хенгист, окружённый восторженными солдатами, принимал очередные поздравления. Наибольшее воодушевление демонстрировал Рене, к которому вернулся прежний возраст – падение фоморов исцелило его от «темпорального шока». – Хенгист провёл остаток ночи накануне сражения в компании трёх писцов, которые одновременно, хором, зачитывали ему списки всех, кто служит в нашей армии. Зачем они ему понадобились?
Офицер пожал плечами.
– Он говорил, это необходимо для того, чтобы объединить усилия, повысить мощь…
– И ты в это веришь? – спросил учёный. В его глазах, неожиданно живых для старческого, морщинистого лица, промелькнула ирония. – Да. А ты что думаешь?
Бранлох сардонически улыбнулся.
– Представь себе, что Хенгист сохранил часть своих магических способностей, в конце концов, они у
