Прибрежная рыбацкая деревня, давненько мы их не видели. Хотя может, жители ее и охотничьим промыслом промышляют: стада в саванне бродят огромные.
— Надо двигаться, — наконец промолвил индус, после чего в последний раз подошел к кресту, погладил смуглой рукой струганое дерево.
Да, пора.
Прощай, рулевой, ты был хорошим парнем.
— Нам нужно будет перераспределить суточные вахты и пересмотреть боевое расписание, — отрешенно промолвил Ули Маурер, придумывая себе занятие, и тяжело встал с травы, поднимая MG.
— Темнота наступает, поплыли-ка в деревню, господа, — подхватил и я. — Познакомимся, узнаем обстановку ниже по течению, новости здешние. «Лусон» наверняка у них останавливался. Там спокойно все обдумаем и сделаем.
Через двадцать минут мотобот уже выруливал на фарватер, а мы стояли на палубе и все смотрели назад, — даже в наступающей темноте одинокий крест на вершине, мистически подсвеченный красным, был заметен издалека. Ветер ровно дул в корму, судно пошло ходко, швейцарский флаг обвис, почти не шевелится. Ленни повадилась рисовать на палубе. Вот и сейчас присела с альбомом — ненадолго ее хватило: не тот настрой.
Надо собраться с мыслями. Кстати, стоит подумать, под каким стягом нам идти дальше. Посоветуемся с ребятами, но не сейчас. А вообще-то — нужно триколор на мачту ставить. Или Андреевский: хорош прятаться да прикрываться. Как-то говорили с Маурером — он был не против, решение обосноваться в России принято.
Только мы отчалили, как Джай принялся молча и сосредоточенно воплощать свою оружейно-техническую задумку, суть которой, похоже, он придумал, еще сидя на холме. Мы не мешали, но и не помогали — нет энтузиазма… Притащив из судовой мастерской груду обрезков труб самого разного диаметра и вооружившись черным скотчем, Джай довольно быстро собрал странную конструкцию, больше всего похожую на безоткатную пушку, стреляющую реактивными гранатами. Посмотрел, примерил и установил ее на турели — вместо снятого пулемета.
Ну что же, выглядит вполне правдоподобно, с расстояния может обмануть многих, если не всех…
А пулемет оказался заперт в кормовом рундуке, возле траловой лебедки. Мне бы раньше до этого додуматься — глядишь, и Никлаус был бы жив. С пулеметом, да вокруг гигантской «катушки»… Нырнул, уклонился чуть, и никакая «птичка» не выковыряет, барьер. Что теперь говорить.
— Я спущусь в камбуз, приготовлю что-нибудь поесть, — монотонно сообщила Zicke, уже переодевшаяся в домашнее «бортовое». — О предпочтениях экипажа не спрашиваю, на большой аппетит не рассчитываю.
Это она зря. На поминках всегда есть хочется — сказывается странный психологический эффект. Самому спуститься и поучаствовать? Желания нет.
— Ленни, тебе помочь?
— Справлюсь.
И разговаривать неохота. Ни с кем.
А река живет.
Самый клев, между прочим.
Но на воде ни лодки, ни паруса, ни человека со спиннингом или сетью.
Рыбы в бешеном танце играют на вечернем клеве, тут и там круги — никому не нужны. Такое всевластие дикой природы сегодня как-то не радует, напрягает. Будто нас тут и нет, будто мы — мелочь, можно не замечать. Да и речная вода неприветлива: глубокая на судовом ходе, она жутковато окутывает мотобот мутно-зеленым, и черная, если смотреть вниз с палубы. Бр-р… А ведь теплая.
Насколько большим и солидным в этом мире исключительно малых техногенных форм кажется «Клевер» с берега, когда он еле заметно покачивается на волне, настолько хрупким и маленьким казался он теперь тут, на широкой ленте Ганга. Дальний правый берег едва был виден в непроницаемой серой дымке — лишь безымянные горные хребты, громоздящиеся поверх тумана. За поворотом реки открылись новые просторы, но без ожидаемой новизны, — а ведь устье скоро. Одно и то же. Все тот же непроницаемый занавес тумана справа, который вскоре исчезнет, и плоская саванна слева по борту. Вот вдоль левого берега потянулась цепочка временных аллювиальных островков, кое-где даже видно, как образовывается новый остров: через пару недель здесь будет суша.
Мне не описать этой реки, не смогу.
Надеюсь, когда-нибудь на первом колесном пароходе по ней прокатится новый насмешливый лоцман, вновь родившийся Сэмюэль Клеменс,[40] может быть, еще и почитать успею.
На высоте — сильный ветер, уже еле видимые перистые облака вытянулись на восток, снизу их начинают закрывать еще высокие тучи, значит, темень упадет беспросветная. Все верно, нужно причаливать: в таких условиях ночью двигаться самоубийственно.
— Вот она! — объявил шкипер.
В этом месте берег чуть поднимался невысокой площадкой, на ней и стояли три дома — два длинных и один поменьше. За строениями смутно угадывались какие-то пристройки. В крайнем доме светились два окна. И яркий костер сбоку. Нас ждали? А как увидели? С местных станется: они обстановку остро чувствуют. Впрочем, могли увидеть освещенный солнцем крест. А бинокль в хозяйстве тут у всех имеется.
Опять рубленые, что вполне закономерно. Находят люди Rohstoffvorrate, или RV, как их называют базельцы, одинокие бесхозные склады самых разнообразных ресурсов, заброшенные на планету Писателями, этакие «подъемные», и используют их как материальную базу для первичного обустройства. Правда, удержать в своих руках такое сокровище под силу только сильной и сплоченной общине — у других беспощадно заберут. «Как мы с гуркхами забрали, — вспомнил я. — Жестко и быстро».
А пустые строения разбирают на жилье. Найденные машины продают в Шанхае или ставят на прокатном рынке Манилы. Оставшееся делится без особой справедливости, по праву сильного и согласно табели о рангах. Так что вполне может быть так, что жителям этой деревеньки ничего, кроме срубов, не досталось.
В одной длинной избе окна светятся, вторая темная.
На пологий берег вытащены две парусные джонки — во всяком случае, я их именно так называю, они у здешних народов и племен во многом похожи друг на друга, постепенно вырабатывается наиболее оптимальный тип судна. Эти что-то великоваты будут, непривычно длинны и широки. Что действительно интересно — так это овальной формы крыша-тент, у кого в половину корпуса, а где-то и на всю длину лодки, если у хозяина есть подвесной мотор. Крыша — это хорошо: инсоляция днем на реке бешеная, без тента никак. Здесь тенты в полкорпуса, «подвесниками» местные не богаты, да и смысла в них особого нет без стабильного доступа к топливу.
Нас, очевидно, ждали.
Все жители крошечной деревни гурьбой собрались на берегу, взмахивая руками в приветствии. Камеру, что ли, достать — уж больно все экзотично. Обитатели стоят в разноцветной национальной одежде, взрослых среди них мало, и они загружены заботами, не выпускают из рук «бытовку» — кто-то недостиранную рубаху, кто недомытый горшок. Особого дружелюбия на лицах не видно, взгляды любопытствующие, но инертные.
