— Это опасно. Я считаю, что обещания доктора не гарантируют ничего.
— Ты не понимаешь, папа, — холодно сказала девочка. Она подняла на мужчину пустые слепые глаза с желтоватой пленкой на зрачках, и Джонатану показалось, что этим взглядом, пронизывающим насквозь, направленным куда-то за его спину, Нина его пригвоздила. — Ты зрячий. И Куд, и Юко с Юго. Вы все не понимаете!
— Ты в итоге останешься совсем без глаз, Принцесса…
— Пусть! Но попробовать я обязана! Если операция пройдет неудачно, я смирюсь с этим, но если она пройдет удачно у кого-то другого, когда я струшу — я никогда этого не прощу! Ни себе, ни вам!
Она, не дождавшись реакции отца, вырвала руку из его хватки и бросилась бежать, но, споткнувшись о кочку на старом тротуаре, упала и разодрала бедро. Джонатан болезненно поморщился, а Нина, не обращая внимания на боль, задрала голову и начала рассказывать, что небо голубое, леса зеленые летом и серые зимой. Что все это она знает по рассказам, но не более — она уже почти забыла то, что в детстве ей показывал Куд. В тишине полумертвого ночного города, замершего в освещении желтых фонарей, ее голос звучал ужасно громко, а слова казались незначительными. Будто Нина рассказывает небылицы. Мужчина присел рядом и просто приложил палец к ее губам, вынуждая замолчать. Нина уткнулась лицом в его грудь.
— Я хочу видеть, папа, — бессильно прошептала она, хватаясь за его плечи. — Я обязательно буду видеть весь этот мир своими глазами… Пожалуйста, не говори, что это невозможно.
Джонатан услышал всхлип и почувствовал, как в горле образуется ком. Он притянул Нину ближе, усадив на колени, обнял крепко-крепко и, прикоснувшись губами сначала к одному глазу, потом к другому, сдавленно прошептал:
— Будешь. Я верю. И обязательно поддержу тебя, Принцесса. Девочка моя, я буду с тобой до конца.
* * *
Юста уехала на восток без них. Люди и не-люди распихивались по автобусам, теряли и находили свои вещи, постоянно подходили к Фальбэйнам и выражали соболезнования. Эммет механически кивал, пожимая десятки рук и пропуская мимо ушей пустые и безликие слова поддержки. Юко упрямо не позволял себя обнять и пожалеть. Ивэй, стоявшая поодаль и молча ждавшая, пока Эммет снова подпустит ее к себе — мужчина никого, кроме Юко, к себе не подпускал, — зачем-то сказала Куду:
— Не жалей их. Лучше раздели их боль. Но ни в коем случае не жалей. Никого. Никогда.
Куд не очень понял, что она имела в виду, но переспросить не решился.
Когда Фальбэйны куда-то уехали, он почувствовал, что чем-то хорошим это не кончится. Когда они вернулись — в их руках была неприметная серая урна, которую Юко прижимал так трепетно, что казалось, будто там, внутри, находится что-то очень дорогое. Куд догадывался, что это, но озвучивать не хотел. Все вокруг превращалось в какой-то тихий, молчаливый и медленный кошмар. Куд, глядя на Фальбэйнов и вазу, постоянно ловил себя на мысли, что от них тянет горелой плотью. Куд знал, что прах не пахнет, но от ощущения, что Эммет и Юко пропахли насквозь, избавиться не мог.
— Можно мне подержать? — попросил он у Юко, когда взрослые, наконец, ушли и запах стал слабее. Юко, как ни странно, позволил, хотя Куду казалось, что он пошлет его к черту. Мальчик осторожно взял урну непослушными руками-протезами, которыми не чувствовал ничего, и прижал к себе, представляя, что она теплая. Юко, сквозь слезы глядя на Куда, спросил:
— Почему ты ему не помог? Почему ты его не спас? Ты был там…
Куд долго не отвечал. Он пытался подобрать правильные слова и справиться с тошнотой. Голос прозвучал глухо и жалко:
— Я поймал бы его собственными руками, я держал бы его так крепко, как только мог бы, но… — Куд сгорбился, обнимая вазу и начиная качаться вперед-назад. — Но у меня не было и нет этих рук.
Юко, разозлившись, схватил Куда за ладонь и случайно оторвал ее. Это отрезвило. Юко понял, что эти руки действительно не смогут его защитить и удержать. Они ни на что не способны. Эти руки, которыми они с Юго так гордились, не смогли их защитить. Юко, наконец, понял, что случившееся вовсе не вина Куда. Это его вина. Это он поверил в совершенство настолько хрупкой вещи, это он слишком много требовал от Куда, это он оставил в тот день Юго одного. Это он был единственным, кто во всем виноват. Тогда Юко взвыл и со злостью ударил ладонь протеза о пол, и Куд сдавленно вздохнул.
— Я не понимаю, чего ты от меня хочешь. Чего ты от меня ждешь, черт возьми, ты думаешь, я сам его оттуда столкнул?
— Заткнись, — оборвал его Юко и зачем-то начал снимать протезы, оставляя Куда в беспомощном и беззащитном разобранном состоянии. Тот не сопротивлялся даже тогда, когда Юко вдруг принялся разбивать его руки. Остервенело швырял в стену, подбирал и снова швырял. Топтался на пластике, давил его и вырывал провода. А потом, будто очнувшись, упал на колени. Куд, подполз ближе и опустил голову на плечо, чувствуя острое желание успокоить и успокоиться. Юко обнял его крепко-крепко, так же, как тогда, в больнице. Ненавидя, не прощая, но так отчаянно, будто Куд был единственным, кто у него остался.
Куд пытался представить себе, как будут выглядеть эти объятия, когда обо всем узнает Нина, но не мог. Он только надеялся, что ему все-таки удастся придумать что-нибудь, чтобы Нина ни за что не узнала, кто в этой серой неприметной урне.
* * *
На подъезде к Юсте, когда Джонатан уже сидел за рулем своей машины и отсчитывал последние пятьдесят километров, пришло сообщение от Ивэй. Короткое «задержитесь на сутки, Нине ни слова» порядком напугало мужчину, но звонить жене при Нине он не решился. Только сбавил скорость и свернул на ближайшую объездную. Девочка ничего не заподозрила: она не знала, сколько времени нужно ехать. Продержался мужчина лишь полтора часа. Он остановился прямо на обочине и, велев Нине сидеть в машине, отошел на несколько метров, доставая телефон. Ивэй взяла трубку не сразу, а когда начала говорить твердо и бесчувственно, будто репетировала этот монолог, на одном дыхании, мужчина понял, что зря поторопился со звонком. Лучше бы вообще не звонил. Джонатан медленно вдохнул и, грузно опустившись на корточки, выдохнул. В голове крутились десятки вопросов, но одновременно было жутко пусто. Собственный голос показался чужим:
— Когда придет ответ от Юсты?
— Завтра утром, — после паузы выдавила Ивэй: ее маска спокойствия и безразличности пошла по швам. — Мне тоже не нравится эта идея, но Эммет настаивает. Он никого не слушает. Единственное… Куд очень просил, чтобы Нина не узнала, и я не смогла ему отказать. Поэтому, пожалуйста, скажи Нине что-нибудь… другое.